Я обмякла рядом с ним, и он выпустил мои запястья, зная, что я не ударю его. Я скользнула руками по его талии, притягивая его ближе, и приподнялась на цыпочки, чтобы иметь лучший доступ к нему, чтобы я смогла прижаться грудью к его твёрдой груди, чтобы я могла погрузиться в его тепло.

Он с лёгкостью поднял меня. Да, я знала, что он был неестественно силён, но всё же, мне нравилось это, я любила чувствовать себя хрупкой и невесомой, в то время как я всегда ощущала себя мешковатой. Он же считал, что я была сочной. Я знала это, невзирая на то, что мои сомнения пытались омрачить это знание. Он считал моё мягкое, округлое тело неоспоримо сексуальным. И я чувствовала жар крови, текущий по мне как река удовольствия. Я хотела его прикосновений, хотела ощутить его рот на себе, хотела всего.

Он отнёс меня в спальню. Сквозь ряд окон лился приглушённый свет, и жуткая вонь пропала. Вместо этого в комнате пахло корицей и специями, как и тёплая плоть Разиэля и нечто под нею, нечто горячее и насыщенное. Он усадил меня на кровать, и на этот раз я не попыталась вскочить, не стала спорить или сопротивляться. Он развязал мою белую тунику и снял её через голову. Он поцеловал меня в губы, поцеловал возвышенности груди, выступавшие над кружевным бюстгальтером, протанцевал языком по соску, укрывшемуся под кружевом, прежде чем сомкнул на нём мой рот. Я тихо простонала от наслаждения.

Я и не думала, что моя грудь была столь чувствительна. Когда другие мужчины прикасались ко мне, грудь ощущалась просто частью процесса, но когда рот Разиэля заявлял на меня права….

Он поднял голову, и его глаза были тёмными и сверкающими.

— Перестань думать о других мужчинах, — сказал он, почти что прорычал.

Мне стало до жути интересно, стоит ли мне бояться его.

— Нет, — сказал он. — Я не причиню тебе боли. Я никогда не сделаю тебе больно.

Я уловила нотку вины и сожаления. Он отшвырнул меня от Тамлела, и от удара, я потеряла сознание. Я ничего не сказала. Его глубокого сожаления об этом инциденте было достаточно, чтобы уверить меня, что я была в безопасности. Какая бы ярость не жила в его душе, я могла чувствовать, как она кипит, она никогда не будет обращена на меня. Он толкнул меня на кровать, и я подалась, позволив свои глазам закрыться, когда он снял с меня свободные белые брюки. Он снял и нижнее белье, несколько раньше, чем меня устроило бы, и умелой рукой щёлкнул застёжку бюстгальтера. Ну, конечно же, он был опытным — у него были тысячи лет…

— Бюстгальтеры появились только в прошлом веке, — пробормотал он, и его голос был полон страсти.

— Прекрати читать мои мысли, — запротестовала я, хотя мой томный голос был далёк от строгого.

— В этом часть веселья, — сказал он, и я ощутила его губы на своём животе, они стали опускаться.

Я знала куда он направился, и понимала, что не должна возражать. Он думал, что делает мне приятно, когда на самом деле я всегда была к этому бесстрастна. Мне даже было ненавистно, что он будет вынужден приложить все эти усилия, когда, по сути, мне это не нравится, но я не хотела отбивать у него охоту…

— Тебе понравится, — сказал он.

Он положил свои длинные руки мне на бёдра и развёл их, и накрыл ртом мой бутон, его язык скользнул по мне. И пока я твердила себе, что надо потакать ему, первая дрожь ответной реакции застала меня врасплох.

Я взвизгнула, и ощутила его веселье, но он не прекратил начатое, слава Богу, и я дотянулась до него руками и запустила пальцы в волосы, поглаживая его, когда он щёлкнул языком по моему клитору. Я издала низкий хныкающий звук, выгнула бёдра, и его руки оказались на мне, длинные пальцы скользнули внутрь меня, нежно погружаясь и обещая грядущее, в то время как его язык творил нечестивую магию. А потом он пустил в ход зубы, нежно, и я взорвалась.

Он, он был очень плохим мужчиной. Он не позволил мне насладиться первым пиком наслаждения; вместо этого он сделал его затяжным, продолжая касаться меня, лизать меня, кусать, так что волна за волной накатывали на меня, и моё тело стало окоченевшим, каждое нервное окончание искрило, и мне кажется, я, должно быть, стала кричать, умолять его оставить меня в покое, умоляя его не останавливаться, умоляя его…

Я рухнула на кровать, бездыханная. Я старалась взять под контроль рыдания, которые стояли в моём горле. Он вытер рот об простыню и лёг рядом со мной, всё ещё полностью одетый, и мне захотелось коснуться его, сорвать с него одежду, но на данный момент я не могла двигаться.

Он рассмеялся. Это был мягкий, соблазнительный звук.

— Всё в порядке. Я знаю, как раздеться.

Он стянул с себя чёрную футболку, а потом потянулся к джинсам.

Он был чертовски красивым. Но опять же, ангелы и должны были быть красивыми, не так ли? Длинные, отточенные конечности, красивая бледная кожа, натянутая по упругим мускулам.

Он уже был возбуждён, и мне хотелось потрогать его, хотела ощутить его ртом, там куда я никогда в жизни не опускала рот с кем-либо другим.

Последние отголоски дрожи, наконец, угасли, но я по-прежнему чувствовала себя слабой, истощённой, на удивление готовая вот-вот разрыдаться, хотя я никогда не плакала.

— Не спеши, — сказал он, растянувшись рядом со мной, рукой прослеживая полноту моей груди. — Мы никуда не торопимся.

— Может, ты и не торопишься, — умудрилась я выговорить. — Ты вечен. Я же, нет.

А вот это не надо было говорить. Игривое выражение на его лице тут же испарилось, и на его лице сгустилась мрачность. Он начал было отодвигаться, но я стряхнула с себя остатки своего беспокойства и схватила его за руку, возвращая его к себе.