Больше всего на свете он хотел отвлечь нас от нашей главной цели, и ему это удалось. Люцифер всё ещё сидел в ловушке, дальше, чем когда-либо, и мы ещё долго будем оплакивать наших мёртвых и восстанавливать нашу оборону. Рано или поздно монстры прорвались бы, но что если появление Элли и тот факт, что она, несомненно, была моей, как-то подтолкнули события? Я никогда этого не узнаю.

Уриэль победил. Я это знал, как и Азазель. Неудивительно, что он ненавидел Элли. Её появление ознаменовало смерть Сары.

Я мысленно вернулся к Источнику, к её нежной улыбке, к её мудрости. Элли была далека от безмятежности Сары. Я даже не был уверен, что она согласится на причастие.

Она настаивала на том, что не собирается давать кровь Падшим. Как только они начнут слабеть, она, конечно же, передумает. Элли была не из тех женщин, которые стоят в стороне и позволяют кому-то страдать.

Кроме, пожалуй, меня, если я её раздражал. Мне нравились спокойные женщины. Нежные, послушные женщины, единственным смыслом жизни которых была любовь ко мне. В Элли было слишком много нового мира. Она уже была занозой в заднице, и я знал, что так будет и дальше. Мне придётся привыкнуть к этому.

Я должен вернуться и сказать Падшим, что Азазель покинул нас. Большинство из них уже знали — невысказанная связь между всеми нами была очень сильна. Я мог бы рассказать им, а потом вернуться наверх, обнять Элли и медленно разбудить её.

Я старался быть осторожным, боясь причинить ей боль. Она была маленькой, не привыкшей ко мне, и одной мысли о том, что я причиню ей боль, было достаточно, чтобы замедлить бушующую волну моего голода по ней. Но я не мог остановиться, так же как не мог удержаться от кормления от неё. И всё же она смогла принять всё, лишь слегка поморщившись. Ещё одно доказательство того, что она была создана для меня, а я так долго отказывался в это верить. Ни одна обычная женщина не смогла бы взять меня так, как она, не без боли, которая исключала бы удовольствие.

Я чувствовал, как она сжимается вокруг меня в беспомощном ответе, чувствовал, как она отдаёт мне всё. Она была моей, а я её.

Я больше не был один. Я обернулся и увидел, что Самаэль приземлился рядом со мной, лёгкий, как всегда, его светло-коричневые крылья сложились вокруг него. Его лицо было бесстрастным, и я поприветствовал его, не вставая. Он тоже потерял свою пару. Его горе должно было быть очень глубоким. Таким глубоким, что он не позволял себе это показать.

— Азазель ушёл? — сказал он.

Я присматривал за Самаэлем после того, как он пал. Помогал ему свыкнуться с огромными изменениями, слушал его, советовал, когда он просил совета, оставался с ним, когда его охватывал ужас. Если Азазель был старшим братом, то Самаэль младшим. Кто-то, кого я защищал, оберегал от зла.

Я посмотрел на Самаэля и увидел пустоту в его глазах. И я познал правду.

* * *

Я ПОТЯНУЛАСЬ К РАЗИЭЛЮ, но его уже не было. Кровать уже остыла там, где он лежал, хотя в основном он был сверху, снизу, сзади и вокруг меня. Я должна была проспать несколько дней после всего, что мы делали. Вместо этого я проснулась и стала гадать, где он. И когда он вернётся, будет рядом со мной, внутри меня, снова.

Вставать не хотелось — вечерний воздух был прохладным, а одеяла восхитительно тёплыми. Разве кто-то не говорил мне, что мне не придётся так часто пользоваться ванной? Они солгали.

Я встала, с похотливым удовольствием заметив, что у меня дрожат ноги. И поплелась в ванную, впервые поняв, что такое облегчение. Вымыв руки, я посмотрела на своё отражение в зеркале и рассмеялась.

Он оставил на мне свои следы. След от укуса на шее, два бледных прокола, которые выглядели как нечто из «Баффи — истребительнице вампиров». Засосы горели у меня на груди. Крошечные укусы, царапины и даже слабые синяки были по всей моей бледной коже. Осторожно я позволила своим рукам скользнуть вниз по моему телу, лаская все эти отметины, и закрыла глаза, испустив тихий вздох удовольствия.

— Ещё, — прошептала я.

Что этот мужчина сделал со мной — превратил меня в нимфоманку? За последние два дня у меня было больше секса, чем за все предыдущие годы.

Я направилась в душ, ступая под тёплую струю, которая всегда была точно такой же температуры. «Ещё одно преимущество загробной жизни», — подумала я. Я всегда ненавидела возиться с душем, чтобы убедиться, что температура воды будет правильной, особенно в довоенном многоквартирном доме в Нью-Йорке со старинной сантехникой. Прекрасное совершенство душа в комнатах Разиэля было поистине радостным.

Не говоря уже о том, что было семнадцать различных режимов, начиная от дождя в лесу над головой и заканчивая мириадами массажных брызг, идущих из серебряной трубы, каждая из которых была направлена на стратегическую часть моего тела. Я потянулась за жидким мылом и чуть не упала в обморок. От него исходил тот же пряный запах, что и от золотистой кожи Разиэля. Я закрыла глаза и намазалась им, позволяя воде смыть его с меня.

Ванная наполнилась паром, и я села на скамейку в душе, чтобы насладиться им; мгновение спустя я услышала, как открылась дверь, и мой пульс подскочил. Он вернулся раньше, чем я ожидала. Я никогда не принимала душ вместе с мужчиной. Делить его с Разиэлем было бы… очень вкусно.