Она то и дело подходила к распахнутому окну, прислушиваясь к звукам ночи, шорохам, случайным ударам, к лаю собак. И всё ей казалось, что скрепит колесо повозки, на которой он уехал ранним утром, или вдруг послышался крик слуги, чтобы открыли ворота. И тут же она бросалась на террасу, выходившую во двор, и уже с неё вглядывалась в темноту пустого двора, с замиранием сердца прислушиваясь к звукам за воротами. А вдруг она не услышала стук? Но, нет! Никто не просил пустить усталого путника, никто не ждал у закрытых ворот.

Простояв какое-то время на свежем воздухе босыми ногами на каменном полу террасы, она, содрогаясь от холода посреди жаркой безветренной ночи, снова возвращалась в комнату Исы. Лишь на несколько минут она позволяла себе присесть на его постель, положив разгоряченную голову на край подголовника, хранившего ещё его запах. И снова вставала, и снова начинала бродить по комнате, пытаясь согреться от нервного озноба.

Ночь тянулась также долго, как и прошедший до неё день. Загнанная своими больными, безумными мыслями в угол собственного сознания, она могла думать только о плохом. Воображение рисовало ей всё новые и новые страшные картины его мучительной смерти. И она жалела о том, что отпустила его одного, что не сказала напоследок добрых слов. Она так и не сказала ему, как он стал ей дорог.

Измученная безумной ночью Мириам встретила безутешный рассвет. Он не вернулся и утром. Свернувшись, как кошка, и поджав под себя босые ноги, она тихо лежала на постели Исы. Пальцы перебирали белые жемчужины на длинной нити, а слёзы из глаз скатывались по щекам в след жемчужинам. Она ничего не видела и не слышала вокруг себя, хотя глаза не закрывались ни на минуту. Долгим не моргающим взглядом женщина смотрела на богиню Венеру и шептала ей молитву. Такой её нашла утром Есфирь. Никакие увещевания и хлопоты кормилицы на неё не подействовали. Она не отвечала на вопросы старой женщины и только плотно сжимала губы.

Когда уже ближе к обеду открылись ворота, и во двор въехала повозка купца, нагруженная тканями и подарками, Есфирь первая выбежала к нему навстречу. Она быстро поведала Ферхату все события, которые произошли в этом доме с момента появления странного путника. Её очень беспокоило состояние хозяйки, старая женщина заклинала купца помочь им в этом горе.

Ферхат без приглашения быстро прошел на второй этаж дома, отыскал спальню Мириам и в замешательстве остановился на пороге. Она не заметила его прихода или не хотела замечать, всё так же лежала без движения, глядя на старинную фреску.

Купец не осмелился приблизиться к ней, подобрал полы широкого халата и уселся прямо на полу комнаты. Он смотрел на женское горе, и сердце его сгорало в огне ревности. Он понимал, что все его надежды и мечты испаряются сейчас быстрее, чем капля росы на стебле посреди знойной пустыни. Мужчина глубоко вздохнул, пригладил седую бороду и стал тихо читать песнь Соломона.

– Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла, дождь миновал, перестал; цветы показались на земле: время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовония; Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Голубица моя в ущелии скалы под кровом утеса! Покажи мне лицо твое, дай мне услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лицо твое приятно. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!

Ферхат перевел дыхание, голос его усиливался, эхом отлетал от каменного пола.

– Куда пошел возлюбленный твой, прекраснейшая из женщин? Куда обратился возлюбленный твой? Мы поищем его с тобою…

Мириам очнулась от долгого забвения. Она приподнялась, посмотрела на Ферхата и протянула к нему руки. Он не заставил её долго ждать, быстро поднялся, подошел к постели, присел рядом, осторожно обнял за плечи. Мириам спрятала своё лицо на его груди, слёзы душили ей горло, сквозь беззвучные рыдания женщина ответила.

– На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Мой возлюбленный пошел в сад свой, в цветники ароматные, чтобы пасти в садах и собирать лилии. – Мириам не смогла больше сдерживать своих слёз, они текли ручьями по прекрасному лицу.

– Ну, что это такое, женщина? – Ферхат посмотрел на любимое лицо, нежно вытер слёзы, обнял за плечи и привлек к себе. Мириам не сопротивлялась, тело её содрогалось от рыданий. – Я понимаю, что горе твоё безутешно, но даже и ему можно помочь. Мы попробуем отыскать твоего несчастного странника, луна моя. Он не мог далеко уехать. Кто-нибудь да видел его или разговаривал с ним. Есфирь сказала, что ты дала ему повозку и слугу в сопровождение. Он не один. Это уже хорошо. Может он увлекся сбором своих трав, не заметил, как прошел день. А вернется сегодня к вечеру. И всё будет хорошо! Не стоит так убиваться, женщина. Посмотри на своё лицо, на эти заплаканные глаза, на эти тёмные круги под глазами. Солнце погаснет для меня, и день перестанет существовать, луноликая моя, если твоя красота станет бледнее от горя твоего, Мириам! Послушай старого Ферхата, моя госпожа, ты должна восстановить свои силы и ждать известий. А я тем временем займусь поисками этого Исы. Вечером снова навещу тебя и если увижу заплаканное лицо, ничего не расскажу тебе, так и знай!

– Я тоже отправлюсь на поиски! – Мириам подскочила на постели, отстраняясь от нежных объятий.

– Нет, женщина! На этот раз я буду непреклонен! – Ферхат развел руки в стороны и категорично замотал головой. – Пока я не получу хоть какие-нибудь известия о твоём Исе, ты с места этого не сойдешь, Мириам, клянусь своими детьми!

Угроза подействовала, она сдалась.

– Хорошо, – женщина устало опустилась обратно на постель. – Но ведь ты сделаешь всё возможное, правда, почтенный Ферхат?