– Потому что ты мой друг. И у тебя много свободного времени.

– Ты отменишь бесплатную выпивку, если откажусь?

– Нет.

– Тогда я пасс.

Марк, если и разочаровался во мне, то виду не подал.

– Странно, что именно ты решил все это организовать. – сказал я. – Я помню, каким ты был раньше…

– Люди меняются. В большинстве случаев.

– Что заставило измениться тебя?

– Наш город. Хах, тем, что он, как раз, не меняется. Мне кажется, надо ему помочь.

– Значит, грубыми продавцами дело не ограничится? – шутливо спросил я и, состроив недоверчивую гримасу, добавил. – Может, ты и мэра планируешь сместить?

– Все возможно. – подмигнул Марк левым глазом; затем, смущенно улыбнувшись, произнес: – По-моему, мэр неплохо справляется со своими обязанностями. Взять хотя бы отмену закона П. К. Р.

– Что это?

– Закон о первом крылатом ребенке. Если у мужчины и женщины рождается крылатый первенец, больше этим людям детей заводить было нельзя.

– Что, если первенец без крыльев, а второй ребенок с ними, третьего заводить можно?

– Да.

– Я не совсем понимаю.

– Я тоже. Наверное, какой-то смысл в этом был, не знаю… В общем, мэр отменил П. К. Р., и для многих стал героем.

– Понял. Он тебе нравится.

– Кому он может не нравиться? – весело спросил Марк.

– Ну да… – пробубнил я, потирая нос. – Сколько он уже на своем посту?

– Почти двадцать лет.

– Так долго… Почти всю мою жизнь.

– И будет еще столько же. В Аквариуме нет временных рамок на этот счет. Как в Лиловой роще, например.

Марк привстал.

– Я принесу тебе пиво. – произнес он.

– Спасибо. Кстати… – я достал две пачки «Филина» и протянул бармену. – Держи.

Марк улыбнулся: – Спасибо, Мир.

Он ушел к барной стойке и, примерно через три минуты вернулся с большой кружкой пива.

На сцену вышла группа из шести человек. Они колдовали над своими гитарами, синтезатором и ударной установкой (если я правильно назвал эту штуку с барабанами и тарелками), настраивали микрофоны, переговаривали между собой, наверное, еще что-то делали, я не видел – отвлекся на свое отражение в кружке.

Мне понравилось, что солист ничуть не отличался от остальных участников группы, как то обычно бывает. Ни дурацкой шляпы, ни подкрашенных глаз. Они все вышли на сцену в обычной одежде, (в которой ходил я, Марк, и Кларсон – мой хороший знакомый, что сидит в самом дальнем углу и злобно таращится на всех) Только вид у участников группы был отрешенный, как и полагается всем музыкантам. Буд-то эти ребята существуют вне времени и пространства и, когда кончатся песни, просто растворятся в воздухе.

Второй я занял свободный стул, за моим столиком. В его руке так же появилась кружка с пивом. Он следит за сценой, ничего не говорит. Зачем пришел сюда, непонятно. Не хочу думать сейчас ни о нем, ни о ком-либо другом… А тем временем, тишина заполнила бар, вытеснив шум гомон. Один из музыкантов приложил пальцы к клавишам синтезатора. Мне уже нравится эта песня.

Я чувствую, как погружаюсь в транс, а значит, ребята на сцене все делают правильно. Музыка, словно река, что заканчивается водопадом, сначала медленно течет, щекоча уши, после, тревожно ускоряется, заставив все мое тело напрячься. Меня переполняют страх и любопытство. Музыканты все громче и громче играют одну мелодию, постепенной дополняя ее другими инструментами, а их лидер терпеливо ждет, тяжело выдыхая им в такт. И вот, когда громкость дошла до своего пика, солист запел. Музыка, в купе с его хрипловатым, голосом, завораживает. Она подхватывает меня и все во мне, что отвечает за любовь к прекрасному, и уносит далеко далеко, в место, где нет ни хорошего ни плохого, где нет ничего живого и ничего мертвого, туда, где нет ни одного цвета, или все они перемешались – во тьму, в самое ее ядро.

Я не верю, что все люди в мире подключены к какому-то одному мыслительному проводу, если можно так выразиться. Хочется думать, что о каких-то вещах размышляю лишь я один. Но сейчас… Эти слова, этот голос. Я уверен, солист знает меня, понимает. Он написал эту песню специально для меня, предвидя, что я зайду в этот бар… Музыка играет, солист поет. Руки пробила дрожь, тело обмякло. И, вдруг… мне захотелось плакать, кричать, бить кулаками о стол, умереть, убить солиста, разнести бар к чертовой матери под эту песню. Другой я прочитал мою последнюю мысль. Сквозь мыльный барьер своего воображаемого полета по темноте, я увидел, как Второй создал десяток своих копий (его любимый фокус). Вместе они отодвигают кружки, встают со своих мест и абсолютно обезумев, начинают крушить все на своем пути. Других посетителей словно и не было. Я переворачивают столы, ломают стулья о пол, кидают кружки в стены, в барную стойку… отрывают обои, выцарапывают штукатурку со стен… По всюду стекло, пахнет пивом.

Повсюду стекло, пахнет пивом.

Я вышел их транса. Песня закончилась. Бар цел и невредим. Посетители на месте. Мои штаны залиты пивом, на столе осколки кружки и моя рука в них. Из порезов сочится… Меня рвет.

Вторая глава

Когда мне было восемь лет, я познакомился с девочкой. Ей тоже было восемь лет. Наша дружба завязалась легко и внезапно, как во второсортном романтическом фильме и, как в хорошей книге, закончилась трагедией. С тех пор прошло много лет, много разных событий, и я все равно считаю встречу с ней лучшим, что случилось в моей жизни. Я любил ее. Как можно было не влюбиться? Ее звали Аврора.