Шрифт:
– А бумаги? – спросил хриплым голосом князь. – Значит, все пропало!
– Мы должны удостовериться, – Холмс оттолкнул служанку и бросился в комнату.
Князь и я последовали за ним. Мебель в комнате стояла в беспорядке, открытые настежь шкафы указывали на поспешность отъезда. Холмс бросился к тайнику, открыл его и вытащил фотографическую карточку и письмо. На карточке была изображена Ирэн Адлер в вечернем туалете, а письмо было адресовано мистеру Шерлоку Холмсу.
Мой друг разорвал конверт, и мы все трое одновременно прочли это письмо. Оно было написано накануне, около двенадцати часов ночи и гласило следующее:
«Мой дорогой мистер Холмс, Вы, действительно, бесподобно провели вашу роль, и Вам вполне удалось овладеть моим доверием. До самой суматохи по поводу мнимого пожара я не имела ни малейшего подозрения. Но затем я поняла, что я себя выдала, и задумалась о будущем. Несколько месяцев тому назад меня уже предостерегали и указывали на Вас, как на единственного человека, к посредству которого прибегнет князь. Сначала мне было стыдно за недоверие к такому милому старому священнику. Но вы знаете, что я сама была актрисой, и поэтому сама не раз прибегала к переодеванию. Поэтому я послала своего кучера Джона наблюдать за Вами, а сама отправилась к себе наверх переодеться. Я успела последовать за Вами до вашего дома и убедилась, что мною интересуется знаменитый мистер Холмс. Я даже сделала неосторожность – пожелала Вам спокойной ночи, – и поспешила обратно к мужу.
Мы с мужем сочли за самое лучшее спастись от такого опасного врага бегством. Поэтому завтра Вы найдете гнездышко пустым. Пусть ваш клиент успокоится насчет карточки: я люблю и любима человеком, гораздо более благородным, чем князь. Я предоставляю князю полную свободу действий и, несмотря на его тяжелую вину, не буду стоять поперек его дороги. Я оставляю фотографическую карточку, обладание которой может быть желательно князю, и остаюсь навсегда преданная Вам
– Какая женщина, нет, какая женщина! – воскликнул князь. – Не говорил ли я вам, как она быстро и решительно действует? Какая бы из нее вышла великолепная княгиня! Как жалко, что она не стоит на одной ступени со мной!
– Судя по всему, что мне о ней известно, она смотрит на это с совершенно другой точки зрения, – ответил на это холодно Холмс.
– Скажите мне, чем я могу вас вознаградить? Это кольцо…
Он снял со своего пальца кольцо с изумрудом и протянул его Холмсу.
– Ваше высочество обладает тем, что имеет для меня гораздо большую ценность.
– Что же это?
– Фотографическая карточка.
Князь взглянул на него с удивлением.
– Карточка Ирэн?! В таком случае, возьмите ее, пожалуйста.
– Очень благодарен, ваше высочество. Честь имею кланяться.
Он сделал поклон и удалился, сделав вид, что не замечает протянутой ему князем руки.
Таким образом, был счастливо избегнут угрожающий князю К. скандал, и самые остроумные планы Шерлока Холмса были разрушены благодаря хитрости женщины. Холмс всегда насмехался над хитроумием женщин; с того времени я не слышал от него больше ни одного насмешливого слова на этот счет.
Лига красноволосых
Однажды, прошлою осенью, я зашел к своему другу мистеру Шерлоку Холмсу и застал его в оживленном разговоре с каким-то очень толстым цветущим пожилым господином с ярко-рыжими волосами. Я извинился за свое вторжение и хотел уйти, но Холмс решительно втащил меня в комнату и запер дверь.
– Вы пришли как нельзя больше вовремя, милый Ватсон, – ласково проговорил он.
– Я боялся помешать вам, видя, что вы заняты.
– Да, занят. И даже очень.
– Ну, так я могу подождать в другой комнате.
– Незачем… Этот господин был партнером и помощником в самых моих удачных делах, мистер Вилсон, и я не сомневаюсь, что он может быть очень полезен и для вас.
Толстый господин приподнялся с кресла, кивнул головой в знак приветствия и вопросительно взглянул на меня своими проницательными, заплывшими жиром глазками.
– Присядьте на канапе, – проговорил Холмс, опускаясь в свое кресло и перебирая кончиками пальцев, что он всегда делал во время рассуждений. – Я знаю, милый Ватсон, что вы разделяете мою любовь ко всему странному и выходящему из пределов обыденной серенькой жизни. Вы обнаружили ваше пристрастие тем энтузиазмом, который побудил вас записывать и, простите за выражение, несколько разукрашивать многие из моих маленьких приключений.
– Действительно, ваши дела всегда чрезвычайно интересовали меня, – заметил я.
– Помните, недавно, прежде чем мы занялись очень простой проблемой, представившейся нам в лице мисс Мэри Сазерленд, я говорил, что в жизни встречаются такие странные положения и необыкновенно сложные случайности, какие не может выдумать никакое воображение?
– И я осмелился высказать свои сомнения насчет этого предположения.
– Да, вы высказали ваши сомнения, но, тем не менее, вам придется согласиться с моей точкой зрения; иначе я буду громоздить перед вами факт за фактом до тех пор, пока ваш разум не сломится под тяжестью их, и вам придется признать правоту моего взгляда. Вот мистер Джейбз Вилсон был так добр, что навестил меня сегодня утром и начал рассказ, который обещает быть одним из самых странных, слышанных мною за последнее время. Вы слышали мое замечание, что большинство самых странных и необыкновенных явлений очень часто связано не с важными, а, скорее, с более мелкими преступлениями, а иногда даже и с теми случаями, в которых является сомнение в наличности преступления. То, что я слышал в данном случае, не дозволяет мне сказать, есть ли тут преступление или нет, но события, рассказанные мне, принадлежат к числу самых странных. Может быть, мистер Вилсон, вы будете так добры, что повторите ваш рассказ. Прошу вас не только для того, чтобы дать моему другу доктору Ватсону возможность выслушать все сначала, но и для того, чтобы услышать из ваших уст малейшие подробности этой необыкновенной истории. Обыкновенно при малейшем указании на ход событий я начинаю вспоминать о множестве подобных случаев. Но здесь я должен признаться, что имею, по моему мнению, дело с фактами, единственными в своем роде.
Толстый клиент выпятил грудь с несколько гордым видом и вытащил из внутреннего кармана пальто грязную смятую газету. Пока он просматривал объявления, вытянув шею и разглаживая рукой лежавшую у него на коленях газету, я смотрел на него, стараясь, по примеру моего товарища, вывести какие-либо заключения из одежды и вида этого человека.
Наблюдения мои не были особенно успешны. Посетитель оказался самым обыкновенным британским торговцем, толстым, напыщенным и неповоротливым. На нем были несколько мешковатые серые брюки, не очень чистый черный сюртук, расстегнутый на груди, и темный жилет, на котором виднелась тяжелая бронзовая цепочка с привешенным к ней, в виде украшения, четырехугольным кусочком какого-то металла. Рядом с ним на стуле лежали поношенный цилиндр и выцветшее коричневое пальто со смятым бархатным воротником. Вообще, несмотря на все мои старания, я не мог найти в этом человеке ничего замечательного, за исключением разве огненных волос и выражения сильного горя и неудовольствия на его лице.