Они ссорятся. Мирятся. Снова ссорятся, до магической потасовки и яростной любви. Он ехидничает и смеется, выспрашивая, когда ж наконец посеянное семя даст ростки — а то он уже начал сомневаться в своих силах. Говорит, что страхи ее были пусты, а пророчества ошибались — ничего-то у них не родилось. Может, оно и к лучшему, Ангра?

Реку их встреч сковал первый хрупкий ледок, деревья в измороси, из низких туч сыплется редкий снег.

«Сегодня», — решает она.

«Сегодня», — соглашаются руны, вырезанные ими счастливым бездумным летом на костях волка и ворона.

Они сходятся на отмели, смерзшийся в комки песок хрустит под каблуками его сапог. Он в черном, зеленом и золотом. Она в косматой шубе, с тяжелой большой корзиной. За ее спиной ежится некто малого роста, с ног до головы укутанный в драный плед.

— Локи, — Ангра ставит свою ношу на снег. — Ты столько твердил о предназначениях и судьбе, и был так убедителен, что я тебе поверила. Вот твое предназначение и твоя судьба. Три раны ты мне нанес, трижды я вынесла муки во имя твоего любопытства. Надеюсь, теперь ты сможешь узнать все, что хочешь, а с меня — довольно. Приходи с загадками или с новыми заклятьями, возможно, я захочу поговорить с тобой. Только поговорить, ничего более. Они пугают меня, я вижу за ними горе и беды. Они лишние здесь, как и ты. Лес и руны советовали мне убить их, но я поступила по-своему. Я отдаю их тебе. Они твои. У этих двух пока нет имен, — она пинает корзину ногой. — А это Хель, — она толкает низкорослое существо в спину. — Забирай. Их судьба теперь в твоих руках.

Ведьма разворачивается и уходит прежде, чем ошеломленный Локи успевает вымолвить хоть слово. Мюрквид принимает Ангру и наглухо смыкается за спиной своей хозяйки. Тишина, безмолвие, снегопад усиливается.

Из щелки в складках пледа на Локи испуганно таращится мутный от белесого гноя глаз.

Когда он поднимает одеяло на корзине, то видит двух спящих младенцев. Обоим не больше полугода.

Локи смотрит на корзину. На дрожащий сверток на тонких ножках. Снова на корзину. На заметаемые поземкой следы Ангрбоды. Обычно подвижное лицо бога на этот раз не выражает ничего. Ровным счетом ничего. Бесстрастная, оледенелая маска.

Конь за спиной Локи храпит и недовольно фыркает.

— Ну ладно, — сквозь зубы цедит Локи. — Значит, Хель. Хотелось бы знать, ты он или она?

— Она, — тихо произносит существо в пледе.

— Уже хорошо. Ты хотя бы говорить умеешь. Подойди.

Хель осторожно переступает ногами в разношенных чоботах. Еле слышно ойкает, когда Локи подсаживает ее на спину коня. Там же вскоре оказывается корзина со спящими детьми и сам Локи. Конь поворачивает голову, вопросительно косится лиловым глазом.

— Куда-нибудь подальше отсюда, — бормочет Локи. — Где тепло и сухо. Где никто не станет задавать нам вопросов и требовать ответов. Где нас никто не найдет.

Жеребец понятливо кивает. Ноша легка, дорога сама ложится под копыта, Железный лес тает за пеленой снега.

За одним из князей Ванахейма давно уже числился должок — и князь ничуть не возражал против того, чтобы Локи со своими подопечными обосновался в его владениях. Князь был столь любезен, что даже сулился присылать Локи духов-прислужников, помочь в хлопотах с детьми.

Место, приглянувшееся Локи, выглядело замечательным — заброшенная крепость на морском побережье. Свежий воздух, стены и ветшающие бастионы, за лесом — небольшой городок. Подрастающим детям есть, где носиться, сломя голову, и будет, с кем поиграть.

Дети, их появление на свет и существование вызвали в душе Локи массу вопросов и эмоций, с которыми еще требовалось вдумчиво разобраться. Первенствовала обида: почему Ангра умалчивала о рождении детей? Молчала-молчала, а потом внезапно всучила ему пискливую троицу и гордо ушла! Можно подумать, у бога обмана нет иных занятий, как возиться с сопливыми младенцами!

Что ему надлежит делать в качестве отца, Локи представлял весьма смутно. Его первого отпрыска сразу же после мучительного рождения забрал Один. Решительно и твердо заявив, что Локи не создан для семейной жизни, что папаша из него тот еще и в Асгарде смогут достойно позаботиться о диковинном восьминогом жеребенке. Тогда у Локи не было ни сил, ни желания спорить. Он денно и нощно убеждал свой рассудок в том, что он больше не жеребая кобылица, и расстался с отпрыском без малейшего сожаления.

Слейпнир благополучно вырос в лучшего коня Девяти Миров — пусть и с восемью ногами. Родственных чувств к истинной матери он, насколько мог судить Локи, не испытывал. При встречах огромный жеребец добродушно фыркал, обнюхивал Локи, хрустел поднесенным яблочком и с достоинством удалялся.

С этой троицей Локи расставаться не хотелось. Пока — не хотелось. Они были слабыми, они нуждались в защите… и они, ётун побери их вспыльчивую матушку, были его настоящими детьми. Плоть от плоти и кровь от крови. И не будем забывать о крайне любопытных пророчествах, касающихся их судьбы и места в мире!