Шрифт:
II
Из семейной хроники
Воспоминания о нулевом, дополнительном
Провинциальное
Гостиница
«Разлилось по небу млеко…»
Стихи 1985-го
«А маски мы оставим в коридоре…»
Конец ознакомительного фрагмента.
Жена у меня – ничего, но есть у нее замашки;например, она, странным образом, любит обращаться в сову:бывало, сидим за столом – руками она как замашет!«Увффф! – говорит. – Увффф!» А потом говорит: «Вффу, вффу!»– и в дверь. Или в окно. Она такая.Сейчас,когда я задумался над этой строчкой(а теперь над этой),она, небось,летает над районным центром Опочкой.Над старинным Валом, нал городской читальней,над кафе «Плельменная» моя жена летает…Опочане спят в своих опочивальнях,и никто из них об этом ничего не знает.(А еще она обращается иногда в кошкуесли от меня что-нибудь надо,и получает свое понемножкуи вот уже ей ничего и не надо…)Поглядит в окно на небо – там звезды, Млечный Путь, там галактики;поглядит-поглядит, говорю, и пырх в окноили в дверь – вот вам и шуры-муры!А днем, как ни в чем не бывало, в соответствии с планом дипломной практикиподнимает в опочецком клубе культуру.Черт меня жениться попутал на такой с басурманским именем!И друзья, как назло, разъехались – кто в Москву кто к себе в Кострому…Жизнь – феномен прелюбопытнейший, не так ли?Вот именно.Худо быть одному.
В направлении на Себеж,в нулевом вагоне, иш! —ты все едешь, едешь, едешь,едешь, в тамбуре стоишь.В нулевом вагоне местов обстановке боевойобретают штурмом честно,потому что – нулевой.Толчея в лихом вагонетакова, что контролерне пройдет и не прогонит,хоть матер он и хитер.Трое их, впихнувшись в тамбур,контролеров, говорят,как бы взять бы тех бы там бы, —их фонарики горят.Щас дадут все трое деру —жить охота контролеру!В нулевом вагоне клятомне позволит превозмочьсевший в зад аккумуляторслабым светом эту ночь.В нулевом вагоне телоотрешается от дела, —едем, едем и не ропщем,мысли – в целом и об общем.Жизнь – не точка болевая,не веревка бельевая,не картинки по путис невозможностью сойти.Не сгущающийся сумрак.И не кот в одной из сумок.Не начальник волевой.И не номер нулевой.Вот четыре поколеньяпассажирских единицне желают обнуленьятел своих – точнее, лиц.А желают попаданьяв тему целеполаганья.В голове бессонно месишьэто с тем, а с этим то,подколесный слыша месседж:тра-та, та-та, конь в пальто!Я запомнил путь на Себежв нулевом вагоне. Иш,едешь все и не приедешь,едешь, в тамбуре стоишь.
В больнице железнодорожнойсегодня музыка играет,и шум вагонов односложныйее ничуть не заглушает.Больных выводят понемногупо одному; они, вдыхаяхолодный воздух, на дорогуглядят – на праздник Первомая.А за оградой и канавойшагают дружно демонстрантыс веселой музыкой и славойтруду на ярких транспарантах.И воробьи считают крошкивозле лотка, и ветер кружитзеленый шарик, и сапожкисебе медсестры моют в лужах…В больнице железнодорожнойсегодня праздник, и не худона белом свете жить – возможно,сегодня даже танцы будут.Как хорошо оно кружитьсяв своих пижамах и халатахи утомленными ложиться,сказав соседям по палатамспокойной ночи, и не помнитьни о режимах, ни о дозах……Ну а пока что майский полдень;идет колона леспромхоза.Все эти тракторы стальные…И пионеры – дружно маршем.Встают на цыпочки больные.Кто веселей – руками машет.
В этой старой гостинице тихо, спокойно, дешевая койка.Только двери скрипят, да еще целый день с мухобойкойходит ключница, бродит хозяйка-старуха, и глухобьет она по стене, истребляя за мухою муху.Кроме мух и меня, в этом доме живут тараканы.А на кухне хранятся в шкафу, между прочим, стаканы,вилки, ложки, ножи, и тарелки, и миски, и чтобывеселее жилось – обязательно старенький штопор.А за стенкой одна, как бы мне обозвать ее — данность.Когда шел мимо окон, взгляд царапнула странность.Я сказал бы «к стыду моему», только где ж тут бесстыдство,в общем, глянул в окно, не уняв любопытство.В общем, как бы сказать, – если были бы вёдра и метлы,вот такие предметы, а там, там – имущество мёртвых:громоздятся гробы вместо застланных коек,и венков очень много там – ленты на коих.Я спросил у хозяйки насчет этой, что ли, мертвецкой.Отвечала негромко старушка с улыбкою детской:плохо если я сплю, то гостиница не виновата,этот номер не их – это собственность военкомата.Тут армейское всё, по уставу тут все, по ранжиру.Без тапочек.Тут приводит солдат, быть бы живу, за имуществом прапорщик.Говорит, не видала давно их. Сказать без увёрток,хорошо, что сезон у них там – как в гостинице, мёртвый.А хозяйку зовут, я спросил как ее – Марья Глебовна.А когда бы не я у нее, то была бы она не востребована.И у смерти на дальней войне тоже мертвый сезон, тут дело простое —у обеих у них свой у каждой резон в отношенье простоя.Ведь у каждого сезона есть свои преимущества,и свои цветы, и свои резоны, и свое имущество.Но какое сегодня число? Не в страну – в эту странностькак меня принесло, где преданность – данность?Как ей тут, Марье Глебовне, в межсезонье одной, когда время не тает?Где у смерти и где у нее почти выходной и где витаюттени прежних приезжих – поевших, поспавших, попивших,и предвестники будущих павших, погибших?Я и сам, посмотреть на меня – я поевший, попивший, хотя не поспавший,потому что сон у меня, не попишешь – пропавший.Здесь дешевая койка, здесь тихо, спокойно,только ходит она с мухобойкой, и случаются войны.В коридоре стоит холодильник, и опять же – вот тапочки.Печь с дровами. Будильник. Кипятильник на тумбочке.Ну и что, Марья Глебовна, что в вашем мне имени?Может здесь, Марья Глебовна, конец времени?…Между тем, между тем. Там, в поселке гулянка, гулянка. Мотивчикпопулярный звучит. Не покажется проблематичнымсчет бессонный до ста, до двухсот. А и верно – как многозвезд в окне. И кусты. Ну так вот. И дорога, шаги по дороге, дорога, дорога.
Разлилось по небу млекомиллиардами молекул,миллионами лучейсолнце в дырочки прорвалось,потому что там порвалось —золотой потек ручей.Насекомое, что былоумереть решило, в мылоугодив – о звон в груди! —чуть заминка – и покойник,встрепенулось. Рукомойникостается позади.Ты засовывала шишкув самовар, покуда крышкуя держал в руке одной,а в другой – трубу кривую,жестяную, дымовую,заворожен тишиной.Боже милостивый, боже,жить прекрасно до чего жесреди этого – не дайветви яблони качнуться,подожди, не дай очнуться,дуновение, не тай!..
А маски мы оставим в коридорена вешалке. И радости, и горе,и всякие сомнения онипусть выражают там. А мы с тобой одни,и всё, и всё. И я люблю тебя.Соседка, половицами скрипя,