Шрифт:
Товарищ Хо Ши Мин пробыл у нас в посольстве целый день, уехал под вечер. Мои коллеги и я с восхищением слушали его воспоминания о пережитом, размышления о днях бегущих, о возможностях будущего.
Я был покорен благородной простотой этого большого человека, бескорыстного коммуниста, чей талант, знания, сила воли воистину были сполна отданы благородной идее.
Однако в данном случае речь идет о другом — о советско-китайских отношениях. Когда об этом зашла речь, товарищ Хо Ши Мин выразил свою обеспокоенность состоянием советско-китайских отношений и тем, каким тяжким грузом это ложится на Вьетнам. «Как трудно строить политику в этой обстановке, — сетовал президент. — Ведь над ДРВ сверху стоит такая сила!» Я спросил, какова, по его мнению, природа разногласий между СССР и КНР, КПСС и КПК. Хо Ши Мин с грустью и как бы мимоходом заметил, что между ним и мною дружеская беседа старого с молодым: «Кто знает, как сложится ваша жизнь; может быть, что-то пригодится в ней и от меня?» «Думаю, — говорил президент, — что в данном случае, природа разногласий такова, что в нем (о ком именно идет речь было ясно) слишком велико желание воздействовать на весь мир, быть его учителем, вождем, знаменем, используя авторитет страны, возможности ее многомиллионного народа. Но и другой вам не дает спуску», — с горечью продолжал Хо Ши Мин.
Запись этой моей беседы с президентом ДРВ товарищем Хо Ши Мином в Москву передана не была. Я не мог позволить, чтобы кто-то другой прикоснулся к ней: слишком доверительной она была, а доверием надо дорожить. Сейчас я воспроизвожу ее фрагменты с единственной целью: опыт советско-китайских отношений нельзя не учитывать во внешнеполитической практике.
Страсти в спорах вокруг авторитета «вождей» особенно накалились во время встречи делегаций КПСС и КПК, состоявшейся по инициативе советской стороны в Москве в июле 1964 года. Немало пришлось приложить усилий, чтобы эта встреча состоялась. К тому времени прошло уже более года, как я был отозван из посольства в Китае на работу в качестве заместителя заведующего Отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, которым руководил секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов.
Юрий Владимирович искренне и последовательно отстаивал линию на развитие добрых отношений между КПСС и КПК, СССР и КНР. В ряду других весьма значимых партийных и государственных вопросов, входивших в его лично и Отдела ЦК компетенцию, проблема советско-китайских отношений являлась для него первостепенной. Решению ее Ю.В. Андропов отдавал свой ясный ум, большое сердце, уже тогда, к сожалению, дававшее сбои, свои недюжинные способности и большую работоспособность. Чего ему, как и другим в то время, не хватало, так это смелости перед вышестоящими. Конечно, в Отделе он был генератором идей и организатором их воплощения в жизнь. Он, говоря его словами, брал «ручку в ручку» и писал, переписывал, передиктовывал то, что к нему поступало. И странно сейчас читать публикации отдельных бывших консультантов Отдела, которые ныне выдают себя за единственных поставщиков идей для «вождей», а тогда не имели ни политического, ни практического опыта, но умели складно писать на заданные темы, используя свои картотеки из цитат, пригодные на все случаи жизни.
Ю.В. Андропов в те времена мне нравился. Несмотря на противоречивость его натуры, с ним было легко работать. Может быть, еще и потому, что в нас сидела «комсомольская закалка», простота и честность в отношениях. Юрий Владимирович умел создавать обстановку, побуждающую к размышлениям, анализу, взвешенности в оценке явлений, фактов, процессов, а тем более принимаемых решений. «Мы с тобой, — говорил он, — не имеем права на ошибку — за нами ЦК».
Но вернемся к советско-китайской встрече летом 1963 года.
Н.С. Хрущева удалось убедить в необходимости проведения такой встречи в надежде предпринять еще одну попытку остановить ухудшение советско-китайских отношений, найти пути к их нормализации и развитию на основе прежней дружбы, взаимовыгодного сотрудничества.
К сожалению, ни эта встреча, ни другие предпринимаемые ранее с нашей стороны шаги не привели к положительным результатам. Дело свелось не к обсуждению конструктивных предложений по улучшению советско-китайских межгосударственных отношений, а к выяснению отношений межличностных и перебранке по поводу того, где, когда и что плохого сказал Н.С. Хрущев о Мао Цзэдуне, а Мао о Хрущеве. Эта встреча лишний раз убедила меня в правоте моих взглядов на первопричину ненормального состояния советско-китайских отношений. Но время встречи представители КПК продолжали отстаивать свои «особые» позиции, которые наша делегация оценила как мелкобуржуазный ревизионизм, а китайская делегация в свою очередь охарактеризовала нашу политику как ревизионистскую. Но инициативе китайской делегации эта встреча была прервана. Советско-китайские отношения продолжали ухудшаться.
Подчеркивая значение субъективного фактора в советско-китайских отношениях, я, конечно, не открываю Америки и не хочу ее открывать. Политику делали и делают люди. Я хочу напомнить о величайшей ответственности людей, творящих политику, о том, какой дорогой ценой расплачиваются народы за их ошибки и просчеты.
За любой просчет ведущего государственного деятеля народ неизмеримо больше расплачивается, нежели за ошибки обычного политика. Талант, способности, кругозор, политическое чутье, несомненно, важнейшие качества политического лидера, которые страхуют от просчетов при формировании политики. Но субъективный фактор и роль его тесно связаны, я не боюсь повториться, со степенью развитости в обществе правового механизма. Бездарные лидеры появляются в обществе, где отсутствуют демократические институты.
Слом советско-китайских отношений ложился тяжким камнем на души советских людей. Он не встречал единодушной оценки в народе, отвлекал силы от решения внутренних проблем, порождал сложности в международном рабочем движении, усиливал позиции недругов.
В последний раз я побывал в Китае на праздновании 15-й годовщины образования Китайской Народной Республики в составе советской партийно-правительственной делегации. К тому времени в Отделе ЦК КПСС я уже не работал, а возглавлял Государственный комитет СССР по телевидению и радиовещанию.
В Пекине почти ничего внешне не изменилось. Да и в советско-китайских отношениях тоже. В Китае по-прежнему у власти находился Мао Цзэдун. Октябрьский (1964 года) Пленум ЦК КПСС избрал первым секретарем Центрального комитета партии Л.И. Брежнева. Наши надежды попытаться во время пребывания в Пекине провести переговоры с руководством КПК и КНР о возможностях поворота в советско-китайских отношениях к лучшему не дали желаемых результатов. Увозили мы с собой из Пекина разочарование и фотографии на память о встречах с Мао Цзэдуном и другими руководителями Китая. На фотографиях каждый из нас выглядит склонившим голову перед Мао. Это лишь потому, что мощные светильники сильно били в глаза при подходе к «великому кормчему» и невольно надо было склонять перед ним голову. Несклоненными наши головы видны лишь на фотографии с изображением делегации на трибуне на площади Тяньаньмынь, недалеко от Мао, рядом с другими китайскими руководителями (фотография эта была воспроизведена и в газете «Жэньминь жибао»). Она интересна тем, что может засвидетельствовать, кого из них и какая участь постигла в ходе «культурной революции», которая уже была не за «китайской стеной», — кто ушел в мир иной, а кто вернулся к активной политической деятельности. Я рад, что среди вернувшихся был и Ху Яобан, наш старый комсомольский друг.