Оставшись на кухне одна, предположительно как минимум на полчаса, я вытащила из своего потайного места одинокую серебристую туфельку и теперь в очередной раз разглядывала ее в струе яркого солнечного света. Держать ее дома я не решалась: слишком уж велик был шанс, что ее найдет либо мачеха, либо одна из сестер, а тогда жди беды. Причем ради такого дела они наверняка залезли бы даже в самый дальний уголок. А здесь, на кухне, я с легкостью могла бы перечислить как минимум пять мест, где можно что-нибудь спрятать, не опасаясь разоблачения. В одном из них я и хранила туфельку, в качестве дополнительной меры предосторожности тщательно завернутую в старые потертые полотенца. Сейчас, аккуратно развернув посеревшие тряпки, я снова вытащила ее на свет.

– Красивая. Жалко, что ты потеряла вторую.

Я стояла лицом к окну, и эти слова, произнесенные прямо за спиной, застали меня врасплох. Резко обернувшись и одновременно инстинктивно пытаясь спрятать туфельку, я увидела Портняжку, привычно расположившегося посреди кухни.

– Что ты такое говоришь? – выдохнула я, безуспешно стараясь принять как можно более непонимающий вид.

– Говорю, что жаль вторую туфельку, – повторил он. – Да брось, Золушка, не притворяйся. Ты ведь не думаешь, что я тебя выдам?

Какое-то время я продолжала молчать, не в силах прийти в себя после услышанного, потом мотнула головой и судорожно сглотнула, выходя, наконец, из состояния ступора.

– Как ты догадался? – спросила я, лихорадочно пытаясь осмыслить свалившуюся на меня информацию.

– Просто увидел тебя в тот день, – пожал плечами Портняжка.

– И что, ты меня узнал?

– Конечно. Как бы я мог тебя не узнать? Да, не спорю, наряд на тебе был, прямо скажем, непривычный, и вуаль тоже не помогала, но движения, походка, осанка-то остались те же. Мы с тобой, кажется, не первый день знакомы, так что я уж как-нибудь могу отключиться ото всей этой мишуры.

– Интересно, – сказала я, откидывая со лба непослушную прядь и устремляя в окно невидящий взгляд. – А вот он меня не узнает.

– В этом нет ничего удивительного, – отозвался Портняжка. – Так и должно быть.

Я не стала уточнять, что именно он имел в виду. Просто стояла и смотрела, как во дворе свежий ветер закружил сухие дубовые листья, слегка приподняв их над землей, чтобы потом снова опустить, но уже в другом, менее привычном месте.

– Как тебе это удалось? – спросил между тем Портняжка. – Откуда появилось это платье, туфли и все остальное?

– У меня есть одна знакомая фея.

– А-а-а, – протянул он.

– Ты знаешь, я ведь совсем не хотела, чтобы так произошло, – попыталась оправдаться я. – Я просто хотела немного развлечься. Потанцевать… И исчезнуть.

– Это совсем неважно. Даже если бы ты хотела добиться именно того, что получилось, я все равно снял бы перед тобой шляпу. Они слишком уверены в том, что мы не годимся ни на что другое, кроме мытья полов и приготовления пищи, и если у нас появляется возможность хоть раз продемонстрировать обратное, мы не должны ее упускать. Ты знаешь, когда-то я был безумно влюблен в одну девушку из высшего света… Разумеется, это ровным счетом ни к чему не привело; она даже не замечала моего существования. Я много думал об этом тогда, и потом.

– А что с ней сталось?

– Она вышла замуж. За человека лет на двадцать старше ее, зато обладающего подходящим титулом и состоянием.

– И что же, она с ним счастлива?

– Не знаю. Не думаю, но, с другой стороны, особо несчастной она во время венчания тоже не казалась. В сущности, мы не так уж сильно отличаемся от них, а они от нас. И все равно между нами всегда была и всегда будет пропасть. И знаешь, почему? Потому что мы уверены в том, что она существует. Они твердо убеждены в том, что мы – совершенно иные существа, не имеющие с ними ничего общего. И, что самое главное, мы, как и они, убеждены в том же самом. А такая пропасть, существующая в людском воображении, намного более непреодолима, чем настоящая. Через реальную пропасть можно построить мост, но ничего невозможно сделать, если люди заранее уверены, что на другую сторону не перебраться. Поэтому, когда я увидел тебя там, на балу, я просто пришел в восторг. Ты шагнула прямиком в эту самую пропасть – и не упала. Вместо этого ты свободно танцевала на поверхности.

– Ты так уж уверен, что я в нее не упала? – задумчиво спросила я.

– Да, – безапелляционно ответил Портняжка. – Разве что уронила туфельку. Но, согласись, это не такая уж и высокая цена. Игра стоила свеч.

Я молча стояла, постукивая пальцами по запылившемуся подоконнику. Может быть, он и прав. Во всяком случае, я чувствовала, как какая-то тяжесть в груди, которую я до сих пор не замечала, настолько успела к ней привыкнуть, постепенно оттаивала, уступая место осознанию, что моя тайна – не такая уж и тайна, а то, что казалось серьезным проступком, возможно, в действительности таковым не являлось.

– Я очень тобой горжусь, – добавил он.

По мне так гордиться было особенно нечем, но я улыбнулась.

– А знаешь, наверное, Стрела права, – заметила я, отворачиваясь от окна. – Мне бы действительно следовало подсуетиться и женить тебя на себе, пока другие девчонки не спохватились.

– Она так сказала? – весело спросил Портняжка; его плечи подрагивали от беззвучного смеха.

Я кивнула.

– Обо мне здесь заботятся. И что мне мешает последовать ее совету?

– Не иначе здравый смысл, – усмехнулся он.