— Наверное, такие разливы причиняют колоссальные убытки. Мне не только не жаль пяти франков за десяток рыбок, но я даже нахожу, что это еще очень дешево.

— Ущерб от наводнений не столь велик, как можно было бы ожидать. Разливы реки регулярны и достигают определенной, известной заранее отметки. После спада воды окрестности принимают обычный вид, и навигация возобновляется с еще большим оживлением.

— Мне кажется, что она и сейчас очень оживлена, — лодки снуют на каждом шагу. А я ожидал увидеть страну дикую и почти без признаков торговли.

— О, как ты ошибся, милый Фрике. Подумай: тридцать пять пароходов плавают вверх и вниз, семьдесят тысяч лодок, из которых иные в полтораста тонн, ходят и по самой Иравади, и по всем ее притокам. По официальным отчетам, внешняя торговля одной Английской Бирмы дала лишь за тысяча восемьсот семьдесят восьмой — тысяча восемьсот семьдесят девятый годы пятьсот пятьдесят миллионов франков.

— И в то же время тут водятся дикие слоны, тигры, носороги… Удивительная страна!

— Именно это и привлекает. Здесь наряду с известной культурной утонченностью можно встретить непроходимую дикость. Вместе с тем страну гораздо реже, чем, например, Индию, посещают туристы. Потому я и выбрал Бирму для нашего охотничьего вояжа. Мы поднимемся по одному из притоков, чтобы побывать в тековом лесу. Затем вернемся в главную реку и посетим развалины столиц, покинутых местными монархами.

— Вот тебе раз! Значит, здесь столицы меняются как перчатки.

— Три столицы, — улыбнулся Андре, — были переменены в продолжение всего лишь семидесяти пяти лет.

— Двадцать пять лет — слишком короткий срок для столицы.

— Действительно. Да и… к тому же я ошибся: не три, а пять раз их меняли.

— Не может быть.

— Суди сам. Более четырех веков столицей Бирмы была Ава. По капризу короля, одного из сыновей знаменитого Аломпры note 28 , она была оставлена и заменена Сагаином

— чем-то вроде бирманского Версаля. Через три года по капризу нового короля столица была перенесена в Амарапуру, называемую «Городом Бессмертия», что на берегу Иравади в семнадцати километрах от Авы. В тысяча восемьсот девятнадцатом году двор покинул и эту резиденцию и до тысяча восемьсот тридцать седьмого года опять находился в Аве.

— Три столицы! Забавно.

— В тысяча восемьсот тридцать седьмом году в силу какой-то исторической метаморфозы столицей вновь провозглашается Амарапура.

— Четвертая перемена! Воображаю, что осталось от дворцовой мебели и как это убыточно для казны. Ведь недаром говорится: два переезда равны одному пожару.

— Но уже в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году Амарапура была оставлена окончательно и представляет в настоящее время груду развалин. В семи километрах к северу от прежней столицы возникла новая

— Мандалай. Строительство ее окончено лет пятнадцать тому назад.

— Меня удивляет и эта страсть монархов к переменам, и это стадное, слепое повиновение народа их прихотям.

— Ты забываешь, что здесь монарх — безусловный собственник абсолютно всего: лесных, полевых и речных угодий, а также всех подданных. Человек — безгласная вещь своего короля. Сами стены Мандалая воздвигнуты на костях людей.

— Боже мой!

— Это не новость. В древней Палестине, например, также требовалось, чтобы во главу угла при возведении здания был положен «живой камень». Считалось, что он прогоняет злых духов и придает прочность постройке.

— Допустим. Ну, а как же иностранцы, жившие в Амарапуре? Ведь они, надеюсь, получили право не переселяться в другое место?

— Да. Когда в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году король приказал всем жителям выселяться, китайцы, которых было очень много и которые только что выстроили пагоду в своем квартале, отказались исполнить приказ. И их не тронули. Но в конце концов они все-таки переселились, потому что на старом месте остались без покупателей. Им пришлось даже униженно проситься в новую столицу Мандалай.

— Интересен ли, по крайней мере, этот новый город?

— Увидишь сам. Я надеюсь, мы побываем в нем. Но сначала нужно высадиться на западном берегу. Я боюсь, что на северо-востоке не будет тековых деревьев.

— Разве в северной Бирме их нет?

— Некоторые утверждают, что тек не растет дальше шестнадцати градусов северной широты. Но я думаю, это неверно: тек должен встречаться и много севернее. Мы увидим его непременно и неплохо поохотимся в диких, первобытных и изобилующих всевозможной дичью местах, где водятся самые свирепые и страшные звери планеты.

— Я буду очень рад увеличить счет своим трофеям. Если в тековых лесах много зверей, если там опасно и есть из-за чего поволноваться охотнику — едемте туда! Вперед!