Шрифт:
— С-счастлива? — неосознанно произнесла она.
— Поставь себя на её место — ты бы поступила иначе?
— Нет…
— Вот ты и нашла ответ. Вместо того, чтобы считать себя виновницей, возьми да проживи так, как бы мама тобой гордилась, ради себя и ради неё.
— Как ты находишь все эти ответы… — пробормотала Мария.
— Это просто мысли вслух, — кратко сказал Зоренфелл. — Простые мысли дурака, прошедшего по колкой дорожке…
— Спасибо, — собралась она духом, — думаю, ты прав. Я буду жить так, чтобы моя мама была рада, проживу за нас обеих!
— Умница, хороший поход, — оценил по достоинству парень.
— Мне ни с кем не было так легко разговаривать… — призналась Мария. — О чем бы я не заговорила, ты всегда находишь в себе слова поддержки. Это еще одно, в чем я бы хотела быть похожей на тебя.
— Удивляюсь я тебе, Мария…
— Почему?
— Вначале ты показала себя сильной и независимой, отталкивающей грубостью, после — милая, робкая и невинная девчонка, а теперь я перед собой вижу целеустремленную девушку. Но какой ты хочешь быть?
— Милая? — зацепилась она за слово, но быстро вернулась к теме. — Я хочу быть обычной, но и не слабой, не способной постоять за себя или бегущей от трудностей, я хочу преодолевать все преграды и стремиться к счастью для себя и моей семьи.
— Интересно… — понравился Зоренфеллу ответ. — Все, что я ранее перечислил, уже является частью тебя настоящей: ты можешь быть сильной, когда ситуация того требует, быть милой с друзьями, а целеустремленность неотъемлемая от тебя черта. Проблема лишь в том, что тебе некому и негде это было показать, чтобы и самой убедиться.
— Поэтому и стоит пойти в школу?
— И не только поэтому, в школе ты можешь многое для себя подчеркнуть, как в учебе, так и в людях, что тебя окружают.
— Я пойду! Мне надоело прятаться в своей комнате, прикрываясь тяжелой музыкой! Я тоже… хочу жить, как и все…
— Теперь это не моя просьба, а твое желание — следуй своим желаниям, притягивай их и тогда сможешь обрести счастье.
— А ты счастлив, Зоренфелл? — задала она тяжелый для парня вопрос.
— Даже не знаю… У меня есть одно сокровенное желание, способствовать исполнению которого я никак не могу.
— Тогда давай ты поможешь мне стать счастливой, а потом я тебе? Чтобы мы вместе были счастливы, — невинно произнесла она, после чего покраснела от своих же слов.
— Ха-ха! Хорошо, так тому и быть, — смеялся Зоренфелл от такой резкой смены эмоций.
«Кто еще хочет на кого быть похожим… — промелькнула мысль в голове парня. — Ты себя знаешь, даешь узнать о себе другим и есть к чему стремиться, когда я влеку бессмысленное существование, не имея цели и собственной мечты… Надеюсь тебе удастся меня изменить, если все-таки не разочаруешься в моем нарисованном образе хорошего парня».
На остатке дороги до дома Мария заваливала Зоренфелла вопросами о том, как изменилась школа, много ли ребят и все тому подобное. Она на глазах парня оживлялась, пробуждалась, словно бутон цветка после долгого сна. Слова её звонки и наполнены предвкушением, в то время, когда спина Зоренфелла говорила о том, что сна ему спокойного не увидеть в ближайшие несколько дней.
Проводив Марию до дома, Зоренфелл взял номер домашнего телефона семьи Гольдштаф и сам пошел домой, погрузившись в туманные раздумья о том, каким он был и кем сейчас является.
— Я настоящий, да? — вспоминал Зоренфелл вслух слова Марии. — Мне бы тоже было интересно это узнать, каким я был в прошлом и каким бы был сейчас, если бы не моя глупая и бесполезная способность…
Перед его глазами мелькали кадры прошлого, где он веселился с друзьями, лиц которых нынче не помнит, свое хвастовство перед ними ловкостью, удачей, силой. Поначалу было весело и интересно, но потом это все наскучило и захотелось острых ощущений, выйти за порог дозволенного, пойти против правил.
Еще ребенком он заинтересовался в воровстве и хулиганстве, вспоминая образы криминальных личностей из фильмов. Тогда они выглядели в его глазах крутыми, людей, делающих, что им вздумается. Именно в тот момент он начал представлять себя на их месте, но быстро разочаровался в этом деле.
Сохранения позволяют делать все, что угодно, но беда заключается в том, что это все надоедает. По крайней мере Зоренфеллу с его характером. «Бессмысленно заниматься тем, что вредит другим людям» — понял он для себя однажды и прекратил злоупотреблять своей силой.