– Воскурить травки. А вы лотереей не интересуетесь?
– Вновь под нос себе буркнул Семён.

– Выйди, пожалуйста, и подожди меня в машине.
– Вежливо попросил инспектор парня, явно недовольный поведением того.

– Да ты что не видишь, разводит он нас, скучно инвалиду.
– Возмутился младший.
– Нам что, заняться нечем?

– В машину, это приказ, сержант.
– Отрезал Павел Филиппович. Стоило шагам отдалиться от нашего стола, офицер вернулся к разговору.
– Простите, молодой.

– Я всё понимаю.
– И ведь действительно понимаю и поведение старшего, и младшего оперативников. И пусть ни тот ни второй мне не верят, но вот сил держать себя в узде и здраво рассуждать, научился пока только старший.
– Вы мне не верите и это обоснованно. Касаясь же вопроса вашего товарища, нет, я не участвую в лотереях, так как мне это не интересно. Опыт же показывает, что вещи для меня лично не существенные, чутью не подвластны.

– А убийство Вам, стал быть, интересно?

– Именно такое, да. Потому что влекут за собой такие последствия, что нам всем может оказаться жарко.

– Поясните.
– Тут же навострил уши опер.

– Если я прав, то мой дар не уникален. Если у кого-то тоже пробудились силы, и он ради них готов убивать. То к какой мысли это нас приведёт?
– Снял очки и уставился слепыми глазами в полицейского я. Пыльцы Спрайта уже хватало, для того чтобы я мог уверенно ориентироваться за столом и отчётливо различать лицо собеседника.

– Будут ещё убийства.
– Очевидное признал опер.

– И это будет меньшее из бед. А если нас будет не двое? А если наши силы буду более проявленные, чем мой слепой взгляд?
– За столом повисла тишина.

– Вы понимаете, что я доложу своему начальству о Ваших догадках?
– Минут через пять молчания произнёс вслух Павел.

– Только прошу сразу озвучить, я в подобное не верю, и это всего лишь полёт фантазии одного уставшего слепого гражданина.
– Хмыкнул я, подымая руку и давая знать международным жестом потирания пальцев готовность оплатить счёт.
– Простите уж, мне не охота оказаться в дурке. С детства не люблю лекарства и замкнутых пространств.

– Будут жертвы.
– В пустоту обронил полицейский, пока я наблюдал за тем, как Валерия отсчитывает купюры официантке.

– И много. Но для этого нам и нужны ВЫ. Просто выполняйте свои обязанности, а я и мой фонд постараемся помочь вам справиться с нагрузками.
– Вставая и подавая пальто Валерии, закончил диалог я.

– Минуту.
– Попросил полицейский, встрепенувшись, и встал из-за стола.
– Вы знаете, а вы умеете напрягать. И ведь вроде слабо верится в эту паранормальщину, а Ваши слова пробрали до желудка.

Эх, знал бы ты, что харизма, как мой основная характеристика, уверенно пробивается в топ, конкурируюя с мудростью.

– Спасибо. Быть убедительным - это ведь не плохо?
– Улыбнулся я, возвращая слепцы на нос.

– Можно попросить Вас ещё об одном одолжении?
– Догнал нас у дверей опер.

– Да?
– Придержав дверь, и говясь ступить во тьму внешнего мира, спросил я.

– Даже две просьбы. Если вдруг Ваше чутьё ещё выведет вас на подобные места, сообщите, пожалуйста, мне.

– Не вопрос.
– Почему собственно нет?

– И могу ли я попросить Вас выделить как-нибудь немного времени мне?
– Словно замявшись в неуверенности, попросил опер.

– Вы меня в чём-то подозреваете?
– В это раз удивился уже я.

– Нет, просто, не дай провидение, Вы правы и будут ещё подобные дела... не началась ли ещё волна? Возможно, мы упустили момент паранормальщины. Возможно, Ваше чутьё, настроенное на поиск чудес, выведет нас на след.

– Почему нет? На следующей неделе?
– Получив согласный кивок от полицейского, успевшего забыть, что разговаривает со слепцом, пожал руку и попрощался.

Сидя дома в тепле, попивая поздний чай, я гладил головку засыпающей девушки и думал. То, что я поступил верно, не подвергалось сомнению, как и то, что тройная смерть дело рук одарённого, но четвёртое тело? Пусть я не имел никаких доказательств, но мне отчётливо казалось, что ребёнок оказался там не случайно и его судьба не заканчивается банальной смертью. Почему? Потому что его не приколотили к полу, потому что его тело не бросили в пожарище, потому что в округе не валялось ни одного штыря, потому что убийца выбрал именно то место, старое, безлюдное, заброшенное. Но тогда встаёт вопрос. Зачем?

Если предположить, что убийство - это не просто помешательство, а обоснованный выбор, обусловленный даром, тогда чем мог быть ребёнок? Допустим, человека, пошедшего на подобное зверство, вело чувство, сродни моему чутью, и ритуал имел результат, тогда какова должна была роль человека в центр пентаграммы? Что я вообще знаю о ритуалах? Ничего! Подобные вещи никогда не были в сфере моего интереса. Но, следуя обычной, житейской логике, всё, что участвует в действе, должно быть частью действа, или же результатом. Другими словами ребёнок или ингредиент, жертва, или ... цель?