Жука, понимая свою оплошность, быстро подошел к кровати Сергея, опустил голову и вытянул руки по швам, пытаясь как-то оправдаться.

– Да мне туда надо.

– Куда туда, а-аа? Сейчас сделаешь, что скажу, и пойдешь, куда тебе нужно, хоть на все четыре стороны.

Понял?

– Да, – уже спокойно ответил Жука, внимательно слушая, что ему скажут.

– Первое, – Сергей загнул палец на руке. – Сдашь в руж-парк мой автомат, скажешь Димону, я просил, и смотри, не перепутай, в мою ячейку поставишь, понял?

Жука согласно кивнул головой.

– Второе, покажи свои руки.

Жука протянул перемазанные непонятно чем ладони.

– Понятно, – бросая короткий взгляд, произнес Сергей. – Помыть сначала с мылом, потом с содой. – Я проверю, так и знай. Понял?

Жука ответил понимающей гримасой.

– Третье, сходишь на ПХД в столовку, что там у нас на завтрак сегодня?

– Капустный суп на первое, на второе перловка с тушенкой, – ответил солдат.

– Первое и второе оставь себе, если выдюжишь. Жука подхалимажно заулыбался.

–Зайди в офицерскую столовую, подойдешь к узбеку, зовут Хашим, скажешь, от меня, возьмешь «пайку», хлеб и масло. Понял?

Жука понимающе задергал головой.

– Ну, тогда все, вперед, одна нога здесь, другая там, – сказал Сергей и перевернулся на живот.

***

Рота была на утреннем разводе на батальонном плацу. Было слышно, как комбат орал во все свое луженое горло, нарушая тишину раздраженным недовольным криком.

– Что, уроды, зажрались, а-ааа? Я спрашиваю,

зажрались, да-аа? Конечно, зажрались, – отвечал он на свой же вопрос. – Я что сказал вам делать, дембеля мои дорогие? Что, не слышу ответа, где ответ, почему молчите? Что? – он приложил шутливо ладонь к своему уху. – Кто там каркает? Я сказал вам делать крышу. Где? Правильно, на бане. Одни не доделали, дембельнулись, уехали, потому что я их пожалел, вообще-то, они уволились вместе с вашим старым комбатом, им просто повезло. Вы думаете, и вам повезет, да? – он демонстративно замотал пальцем у себя перед лицом. – Нет, не дождетесь от меня этого. Я последний раз спрашиваю, что я сказал вам делать? Молчите? Значит, знаете. Отвечаю, работать, заканчивать крыть крышу, а не лежать под ней и в казарме. А я что наблюдаю? Что я наблюдаю, и что я сказал вам, уроды? Одни под крышей растянулись, кайфуют, видите ли, другие в казарме вожделенно наслаждаются. А работать кто будет, я, что ли? – он ткнул себя пальцем в грудь, – или молодых опять запрягете? Вот этого не будет! Вы что, боитесь оторвать свои задницы от влажных матрацев, а-ааа?

Он подошел к небольшой двойной шеренге дембелей. Они, недовольно прищурив глаза, смотрели поверх головы комбата, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Что за форма одежды? – приблизившись к одному из солдат, спросил он вызывающе и потянул его за ремень. – Я спрашиваю, где должен быть ремень у бойца? Не на яйцах, а где? На талии! Так, понятненько кое-что для меня! – Он сильно дернул его, так что тот подался вперед всем своим телом, едва не сбив с ног комбата. – Домой хотите, да? – он вопросительно посмотрел на них. – И я хочу, – с улыбкой признался он.

– Мы свое отслужили, отдали долг, – недовольно выкрикнул кто-то из строя.

– Да мне наплевать, что вы отслужили, а некоторые даже переслужили свой срок. Это от вас зависит, кто поедет в конце месяца домой, а кто вообще не поедет, только после меня через полгода, когда я уволюсь. Ну, уроды, вы дождетесь, я вам устрою дембель на рождество. Я вам найду работу! Если понадобится, по третьему кругу пойдете. Забили болт на меня, значит, задембелели, это вам дорого может обойтись.

В наступившей тишине казалось, что набирающее силу и раскаляющее все вокруг рыжее солнце потрескивало, поднимаясь все выше и выше. Комбат не спеша прохаживался вдоль шеренг притихших солдат. Остановился и отошел в сторону, освобождая место перед строем.

– Дембеля, упор лежа принять! – разразился он громкой командой.

Шеренги на мгновение заколебались и замерли как вкопанные на своих местах.

– Не понял! Я что сказал? Бунтовать? Повторяю последний раз! Упо-оор лежа, дембеля, при-ии-нять.

Шеренга чуть заметно всколыхнулась на месте, оставаясь в прежнем состоянии.

– Что-оо? Неповиновение своему командиру? Невыполнение приказа? – закричал он, меняясь в лице. – В дисбат захотели, уроды?

– Сам ты урод, – послышался злой шепот.

– Что, кто это сказал? – майор Портов пристально повел своим тяжелым взглядом по напряженной шеренге. – Кто это сказал, я спрашиваю? – брызжа слюной, яростно заорал он. – Ты? – он ткнул пальцем

первого солдата. – Или ты, Кундин, а-а-а? Что зыркаешь на меня? Чем ты не доволен, солдат, а-аа? Упор лежа при-ня-ть, солдат! Не вижу движений. Я что сказал?

Он с силой обхватил солдата мощной клешней за шею и стал прижимать к земле.

– Убери руки, убери руки, гаденыш! Отпусти, отпусти гад, – захрипел тот, хватаясь руками за деревянную трость, которая торчала из-за голенища выдраенного майорского сапога.

– Куда ты руки тянешь, урод? – майор, сильно толкнув его вперед, кулаком правой руки ударил в живот и прижал к пыльному плацу. – Лежать, я сказал, ле-жа-ть, – он демонстративно придавил концом деревянной трости спину солдата, пытавшегося встать на ноги. – Повторяю еще раз. И последний. Упо-оор лежа принять!

Как по велению волшебной палочки, дембеля бухнулись в пыль батальонного плаца. Майор Портов стоял, широко расставив ноги, одной рукой похлопывал трофейной тростью по голенищу конолевого хромового, покрытого тонким слоем пыли сапога, после каждого короткого удара оставляя на нем след, другую упер в бок могучей двухметровой фигуры, грозно нахмурил густые мохнатые брови и нервно оскалил прокуренные желтовато-белые клыки.