– Нет, - тихо прошу, хрипя от недостатка кислорода после бега, отталкивая его руки, но мужчина не слышит.

Сминает грудь, перекатывая в ладонях тугие горошины сосков, а после разворачивает к себе лицом, а в глазах его плещется дикий огонь, что сжигает все надежды на другой исход. Его не будет.

Мы одни на этой поляне недалеко от ресторана, не слышно ни звука, только моего учащенного дыхания и стучащих зубов, не то от холода, не то от страха, а еще утробное рычание мужчины, что слышится где-то из глубины его грудной клетки. На нем нет одежды, скорее всего оставил там же, где и его собратья, пустившись в бег. И это только для меня было дистанцией, от которой дыхание замерло, а для него - так несколько шагов, отделяющих от добычи. Я отмечаю это вяло, слишком вяло для этой ситуации и моего положения. Даже страх, какой-то не такой. Не острый, сметающий все на свое пути, нет – другой.

Платье трещит по швам, когда мужчина, не заботясь о его сохранности, срывает его, осыпая поцелуями, открывающиеся участки кожи, а я вяло отбиваюсь, отмечая, как плохо слушаются руки, и только лишь клубок где-то внутри меня нарастает, растягивая пружину, которая звенит острой болью, где-то внизу живота.

Почти осмысленное хриплым шепотом от него – «ты прекрасна». Даёт крохотную надежду. На что? На спасение? Быть может. На милость? Возможно. Что не возьмет по-животному ту, что решил будто принадлежит ему, но, когда остатки одежды отброшены одним взмахом руки и падают рядом на землю, и она испаряется.

– Я никогда, - шепчу бессвязно, пытаясь достучаться до мужчины, - не так, пожалуйста.

И снова глаза в глаза, впервые за все время мое просящее, затуманенное, пытается достучаться до его безумного, но там внутри его зрачков только огонь, что опаляет, и будь у меня крылья, они бы уже горели диким пламенем. Слышится, лишь решительное его – «я подарю тебе ее», рычащим, не человеческим, голосом, а после... После невероятное, альфа опускается на колени передо мной, слишком быстро оказываясь у моих ног, и его нос зарывается в ткань трусиков. Я слышу его шумное дыхание слишком близко, слишком горячо и если бы не ткань трусиков, что до сих пор на мне, это и вовсе было бы невыносимо, потому что пружину внизу живота простреливает от такой близости. Эту боль почти невозможно терпеть. Я пытаюсь оттолкнуть его руками, но лишь оказываюсь в плену его руки, что легко удерживает мои две ладони в своем кулаке, а ноги будто и вовсе приросли к земле. Рывок и ткани нет, слышится только оглушительный треск, что раздается слишком громко в тишине, а я зажмуриваюсь не в силах бороться. Другая быть может пиналась, хоть и хорошо зафиксирована его руками, но я только мелко дорожу, а затем чувствую его горячий язык между ног. Он проходится по складочкам, так целеустремленно идя к своей цели, к самому сокровенному, как таран в атаку на стену. Шершавый язык находит свою цель и проникает глубже, в самый центр сосредоточия клубка, что только нарастал от его прикосновений, которые должны были бы вызывать отвращение, но не взывали. И, о боже, нет! Но это посылает разряд тока вниз, туда, где хозяйничает его язык, перерастая в невыносимую пытку. Мои глаза распахиваются в немом крике, пока руки выпивают в его волосы... Удерживая... не может быть, что это могли делать мои руки, которые почему-то оказались на свободе, но я удерживаю на месте его голову, не позволяя отстраниться, потому что прекращение этих ощущений подобно смерти, пока клубок, острый и болезненный где-то внутри меня, не взрывается, посылая миллионы искр по телу. Я закидываю голову, жмурясь от ослепительного света луны, что нависла над нами немым свидетелем, пытаясь осмыслить своим затуманенным сознанием, что именно произошло, и слышу вой, когда мужчина отстраняется, а вслед за ним, где-то в глубине леса ему вторят десятки других.

Осознание произошедшего только что не обрушивается на меня пониманием. Нет. Я нахожусь в каком-то странном промежуточном состоянии, когда не совсем понимаешь, что происходит, только чувствуешь волны неги, что распространяются по телу, туманя рассудок, ноги уже больше не держат, подкашиваются, и я падаю, но оказываюсь в объятьях мужчины, что останавливает мое падение в метре от земли. Мне не холодно, наоборот слишком жарко, будто меня охватила необъяснимая лихорадка. Горячие объятья мужчины, заставляя пылать кожу, держат крепко и в то же время как-то нежно, что ли, бережно. Не понимаю, почему не хочу прикрыться, почему только отмечаю его прикосновения к лицу, что убирают, отчего-то ставшими влажными пряди волос с лица, почему не бегу и не сопротивляюсь, пока он заглядывает в глаза, ища там что-то необъяснимое мне сейчас. Не понимаю…

Почти невесомые касания, одними лишь подушечками пальцев к тугим горошинам сосков, легкие покусывания, где-то в области укуса на шее, ставшим слишком горячим и болезненным – закручивают узел внизу живота. Шершавый язык облизывает пульсирующее место на шее, как какую-то сладость, а пружина, где-то внутри меня, снова сжимается, отзываясь на его действия, заставляя сжимать ноги, в попытке унять эту болезненную пульсацию между ног. Мужчина, будто видя мою реакцию, ухмыляется. Так и вижу его ухмылку в шею, чувствую, и это почти заставляет вынырнуть из вязкого тумана, чтобы возмутиться, что-то сказать, но получается только неясный хрип, что вырывается из моего горла, когда его рука опускается между ног. Легкие поглаживания разжигают пламя, что пульсирует болью внутри моего естества, заставляя поддаваться вперед и тихо скулить от вполне реальной боли от недостачи чего-то, что кажется таким важным в этот момент. Его понимающий взгляд и мой просящий чего-то встречаются. Я больше не хочу, чтобы он меня отпускал, не хочу сопротивляться, только поддаваться его рукам и прикосновениям, чтобы продлить агонию, в которую превращается пытка его руками. Тело горит, как в огне, а между ног и вовсе пылает.

Мне не хватает воздуха, кажется, что он покинул легкие, в тот момент, когда его палец медленно и беспрепятственно, благодаря обильной смазке, проникает внутрь. Я почти теряю сознание, когда он делает внутри меня первый толчок. Мужчина рычит что-то вроде - «к черту», и поднимает меня в сидячее положение, так что моя спина, когда я откидываюсь на него не в силах удержаться в таком положении, соприкасается с его кожей, что тоже, кажется, пылает. Чувствую, как что-то твердое упирается между ног, и тут же неясный страх, прогоняет возбуждение, пытается достучаться до голоса разума, но жар и неясная боль между ног слишком велика. Тело просит чего-то, хочет заполнить пустоту внутри, что превращается в зияющую дыру с промедлением мужчины, и сознание сдается этой боли, которую так хочется остановить.

Меня охватывает дрожь предвкушения, пока мужчина медлит, почему-то, только подушечки пальцев играют с завитками волос между ног. Я зажмуриваюсь и произношу то, что ставит окончательную точку в этой истории.

– Пожалуйста, - мой голос похож на писк, слишком жалобный.

Мужчина издает утробный рык и, захватывая кожу на шее и прикусывая ее, делает первый, беспрепятственный, толчок. Боль взрывается фейерверками в том месте, где наши тела соединяется, но после оказывается сменена другой – на шее. Я даже чувствую, как зубы альфы впиваются в нежную кожу, снова разрывая ее. Будет рана, отмечает сознание. А мужчина тем временем делает еще один толчок внутри меня. Острые чувства вновь вспыхивают огнем, концентрируясь внизу, и разгораются с новой силой, когда он шумно дыша, разжимает свою хватку на шее, зализывая пылающее место и начиная медленно двигаться внутри меня.

Мое сознание не здесь, точно, не здесь, потому что я не могу поддаваться его толчкам, не могу желать, чтобы он двигался быстрее, даже не смотря на боль, что охватывает каждую частичку тела. Нет, это не я, кто-то другой. Диамон, толкается внутрь меня снова и снова, но кажется так медленно, что это невыносимо терпеть, а затем наклоняет меня вперед. Мои глаза распахиваются, и взгляд перемещается на землю под нами, хочется прилечь на траву, чтобы она приняла меня в свои холодные объятья. Слишком пылает кожа от путешествующих рук, сжимающих соски, бедра, посылая разряды тока по коже, что заставляют гореть ее еще больше. А мужчина будто слышит мою молчаливую просьбу, выходит из меня, чем вызывает жалобный скулеж из моей… да, моей груди, от потери. Хочу его внутри себя, сейчас же, с ним больно, а без него и вовсе невыносимо, это слишком для меня одной.