Он полностью осушил свой бокал. Горечь обожгла его губы и язык. От палящего жара он даже зажмурил глаза. Макс не стал отставать от полковника и залпом выпил коньяк.

— Что было дальше, — закашлявшись, спросил он. От выпитого напитка у него аж дух перехватило.

Полковник резко выдохнул и продолжил:

— Пять лет мы с Володькой, плечом к плечу в одном отряде, в одной каюте прожили, проработали. И длилась бы наша «ссылка» неизвестно сколько времени, если бы в один прекрасный день один наш товарищ не заразил твоего отца идеей отыскать другие миры, планеты и цивилизации. Он говорил нам, что политики и учёные давно уже знают об их существовании и скрывают от нас правду. Многие поверили ему, и твой отец тоже стал приверженцем его утопических идей. Когда из очередной командировки мы вернулись на Землю, Володька уволился. Он подал в отставку и сразу же устроился работать в один исследовательский институт. Я долго отговаривал его от этого шага, пытался убедить, что это мимолётная прихоть. Но все мои доводы были напрасными. Он больше не хотел работать на министерство обороны, выполнять чьи-то приказы и не иметь права высказывать своё мнение. — Полковник снова наполнил бокалы. — В том же институте он познакомился с твоей матерью.

— Но я ничего не знал о военном прошлом отца. Он никогда мне об этом не рассказывал.

— Он не любил вспоминать то время. Считал те пять лет, что мы проработали с ним на космической станции, потраченными в пустую.

И снова оба бокала в один миг были опустошены.

— Мы виделись с Володькой в последний раз за месяц до полёта к Глории. Я помню, как горели его глаза, с каким энтузиазмом он рассказывал о предстоящей экспедиции. Он тогда сказал мне: «Это будет величайшим открытием века. Да что там века? Тысячелетия. Прорыв в науке, в мировоззрении и мышлении». Я тогда в первый раз в своей жизни пожалел, что не поступил также, как он. Владимир был свободным человеком. Все дороги были открыты ему. Он занимался любимым делом, своим делом. А я? Я сидел на цепи, на привязи у министерства обороны и ждал только приказов. Их приказов. Что они прикажут, то я и должен был выполнять. Этим я занимаюсь и по сей день, — он махнул рукой и в третий раз опустошил свой бокал. — Твой отец был удивительным человеком. Он умел убеждать людей, и они были готовы идти за ним хоть на край света, за пределы вселенной. А я не пошёл, о чём жалею и по сей день. Я часто вспоминаю его и мне порой кажется, что он на самом деле нашёл её, нашёл Глорию.

— Непременно нашёл, полковник.

— Тогда, сынок, я искренне желаю тебе отыскать её тоже. Её и своего отца.

— Спасибо, Борис Константинович, за всё спасибо. Поверьте, вы научили меня и моих друзей намного большему, чем заложено в программе по подготовке к полёту.

Макс теперь видел перед собой не чёрствого солдафона с жестоким характером и манерами общения, а мудрого и доброго наставника.

— Будь осторожен, Басаргин. Космос не любит чужаков и беспощаден к слабакам и трусам.

Макс встал со стула и протянул руку полковнику. Тот крепко пожал её и добавил:

— Найдёшь отца живым, передай, что я рад за него. Он сделал правильный выбор. Мне же, наверное, не хватило смелости поступить так же, как он.

— Обязательно передам, — он обнял полковника.

Тот же в ответ похлопал по спине молодого капитана и тихо проговорил ему напоследок:

— Ни пуха, ни пера.

— К чёрту.

После этого Макс покинул его кабинет.

После беседы с полковником Щегловым, Тигран отвёз Макса к Тамаре Львовне, а сам отправился в ближайший бар. Там он выпил несколько рюмок текилы и познакомился с двумя обворожительными девушками. Тамила и Кэт не прочь были провести время в компании Тиграна, который, собственно говоря, и пришёл в бар с этой целью. Любовные отношения в рамках одной ночи и, быть может, ещё одного совместного утра его вполне устраивали. В разговоре с Максом он когда-то сказал:

— Заешь, дружище, чем отличаются мои отношения с женщинами от твоих?

— Ну-ка, просвети меня, — смеялся Макс.

— Ты даришь им надежду на совместное будущее. А потом бросаешь, как только на горизонте появиться юбочка, с растущими из неё ножками. Я же более честен с женщинами, в отличие от тебя. Я не жду от них любви, разве что на одну ночь. И они не ждут от меня, кроме вознаграждения за удовольствие, которое они мне доставляют. По-моему, всё честно.

— Ты рассуждаешь как циник, Тигр. Женщинам нравятся сказки про любовь. Они в неё верят. Кто я такой, чтобы лишать их этой веры?

— Что ты и делаешь, когда бросаешь их!

— Зачем нам спорить? И ты, и я используем их в той или иной степени. Только подход у нас к этому делу разный. И делаем мы это, чтобы удовлетворить свои низменные, плотские потребности. А вот до высшего, до чувств мы с тобой, дружище, ещё не доросли. — Этими словами Макс убедил друга в своей правоте. Как он это себе представлял.

Свои последние два дня и две ночи Тигран решил провести в компании двух очаровательных жриц любви. Он будто бы растворился в их горячих объятиях и ласках, которые они дарили ему неустанно, не щадя ни его, ни себя.

Павел стоял у двери родного дома, а точнее квартиры, в которой родился и рос, из которой убежал в четырнадцать лет и периодами наведывался, стараясь избегать встречи с матерью. Прислушавшись к совету Макса, Седой всё же решил навестить её перед стартом. Но дверь никто не открывал. Когда Павел развернулся, собравшись уходить, из соседней квартиры вышла женщина. Это была их пожилая соседка — тётя Вера. Полная, низкого роста, с огромными, закрывающими большую часть морщинистого лица, очками, она посмотрела на молодого человека и, вглядываясь в его лицо, сказала:

— Павел? Это ты? — Женщина в растянутом халате и растоптанных тапочках подошла к нему ближе.

— Да, тёть Вер, это я. А маму давно видели? Я проведать её хотел, — он по-прежнему мялся у двери и вертел в руках какую-то коробку, сделанную из плотной бумаги и фольги.

— Маму? — удивилась соседка, — Так мама уехала по работе, в командировку. Вот, мне ключ оставила, чтобы я за квартирой присматривала да цветы поливала. А ты чего стоишь на пороге? В квартиру попасть не можешь?

— Не могу, — Павел достал из кармана пластиковою карту с чипом, — Мой ключ не подходит.