И, тем не менее, я все равно приехала в ЛА. По наивности я думала, что люди увидят мой талант танцовщицы и будут впечатлены достаточно, чтобы забыть о моем лице. Но я была здесь больше года и едва прошла первый этап прослушивания. Когда эти негативные мысли прокрадывались в мою голову, я оттесняла их назад в темную трещину моего мозга, где они жили. Я уже была бедной и не могла позволить себе сомнений.

Я никогда не говорила о своей неуверенности вслух, даже Джордану. Я притворялась, как будто это не беспокоило меня, что люди менее талантливые, чем я получают больше работы, потому что сказать — сделать это реальным. Я знала, что другие могли назвать это заблуждением, но разве не должны вы быть немного помешаны следуя за мечтой?

— Позволь мне, по крайней мере, показать тебе фотографию. Он великолепен. — Вот почему я знала, что это будет бессмысленно. ЛА изобилует красотой, а я не была красивой.

— Может, завтра, но я устала,— сказала я.

— Я тоже.

Я задалась вопросом, останется ли Джордан на ночь со мной или пойдет к себе. По правде говоря, я все еще была немного потрясена и не хотела быть одна, но я не хотела признавать это после всех заверений, что сделала раньше.

Я открыла диван-футон и вытащила подушку.

Проигрыватель остановился, Джордан убрал иглу в сторону и осторожно положил пластинку обратно в чехол.

— Положи подушку и для меня тоже, — сказал он.

4 глава

Эш

Я застонал почти в экстазе, когда горячая вода обрушилась на мое тело. За ночь до этого, я удрал из больницы так быстро, как мог. Я ненавидел замкнутое пространство, и особенно чертовски ненавидел больницы. Поэтому позволил наложить себе швы, ответил на вопросы копов, затем удрал из этого стерильного, бездушного места.

Происшествие немного шокировало меня, и я на мгновение задумался, пытаясь разобраться, что буду делать дальше. Во мне было много беспокойной энергии, и я не знал, куда ее деть. После нескольких часов, нервотрепка поутихла, и первое что мне захотелось сделать — это принять душ. Второе — по-настоящему отдохнуть. Из-за болеутоляющих я чувствовал головокружение, поэтому использовал всю энергию, что у меня была, чтобы добраться до этого душа и затем уснуть в чистой постели.

Когда помылся, я вышел и аккуратно обмотался полотенцем вокруг талии. Все мое тело болело от драки, и рана от ножевого ранения пульсировала по всей моей левой стороне. Обезболивающие помогли не так уж хорошо. Я подозревал, что с моей подноготной, доктора специально не дали мне достаточно, чтобы боль исчезла совсем.

— Я не знал, что ты здесь, — сказал мой брат Миллер.

— Иисус! — я повернулся, испугавшись, и из-за этого стежки на моих швах сильно натянулись. Я поморщился.

— Святое дерьмо, Эш. Что, черт побери, произошло?

— Ничего, мужик.

— Чувак, не время для твоей херни.

Я не выносил, как он просто завалился без предупреждения, а у меня едва хватало энергии держать глаза открытыми, не говоря уже о том, чтобы объяснять, откуда взялось ножевое ранение. Но это был его гостевой домик — его правила.

— Какие-то парни доставали меня, и одна цыпочка попыталась вмешаться. Затем они начали приставать к ней, если серьезно, я думаю, что они хотели изнасиловать ее. Поэтому, я вступился.

Миллер покачал головой.

— Почему ты просто не можешь остаться здесь? Ничего из этого не случилось бы, если бы ты просто остался здесь.

— Ты знаешь почему.

— На самом деле, нет. Почему? Потому что ты не любишь замкнутое пространство? Ну, здесь тепло, у меня есть бассейн, двор... ты можешь проводить снаружи большую часть времени. Там не безопасно, мужик. — Он указал на мир за пределами его ухоженного газона.

Мы оба знали, что реальные причины не имели отношение к моей клаустрофобии. Но мы были парнями и не хотели обсуждать тяжелые моменты. Поэтому проходили через это примерно раз в месяц, Миллер настаивал, чтобы я остался на дольше, чем просто ночь здесь, когда я показывался, чтобы постирать или принять душ. Затем я рассказывал ему, что не буду жить в его гостевом домике, это было неправильно для меня просто жить здесь вот так, и я предпочитал жить снаружи без каких-либо ограничений. Я был как дикое животное, попытки одомашнить меня только заставляли меня огрызаться с теми, кто заботился обо мне.

Миллер вздохнул и сел.

— Так что случилось с девушкой?

— Она в порядке. Ее не пырнули ножом и не изнасиловали, это стоит учесть.

— Бесстрашный поступок с ее стороны. Она...?

— Бездомная? Наркоманка? Нет, она обычный человек, прогуливающийся по улице.

— И правда бесстрашная.

— Беспечная.

— Чувак, ты должен поблагодарить ее.

Я схватил чистую футболку из сумки и натянул через голову.

— Возможно. Но она не должна была ставить себя под удар ради меня. И со мной все было бы в порядке. То, что она встряла, все разрушило. Эти отвратительные мудаки увидели красивую девушку и превратились в диких зверей.