— А ты что тут зависла? Не стыдно быть двуличной дрянью? — спросила я Гертруду. Это была именно она. — Прямо гадюшник какой-то. Гадина на гадине сидит и гадиной погоняет, — зло выдала я.

— Господин ждёт, — безэмоционально выдала женщина и тоже вышла.

Я огляделась. Помещение так себе. Обычная комната со старыми потертыми гобеленами, кое-где даже порванными. Широкая кровать с балдахином, занавеси тоже обесцветившиеся и грязные. Представляю, сколько живности здесь водится. Я передёрнула плечами. Постель, слава Богу, относительно чистая. Небольшой сундук под окном, железная жаровня посреди комнаты. Окно было закрыто тусклой плёнкой, но свет она пропускала.

«Значит, уже день на дворе. Сколько же я здесь пролежала?»

Дверь открылась и бледная девушка в сером платье занесла таз с горячей водой, плошку с сероватой жижей и кусок полотна.

Гертруда подождала, пока девушка выйдет.

— Там за перегородкой посуда для естественных надобностей. Я подожду за дверью.

— Вот это мы дожили. В крепости хоть было подобие туалета. А на горшок как я ходила — и не помню. Выбирать не приходится.

Чувство неловкости и неудобства ушли на второй план. В отношении гигиены и отправлении естественных нужд эти люди не заморачивались. У Годвина в этом плане всё было, как положено. И это радовало.

Через полчаса я была готова к труду и обороне. Открыла дверь на выход, но выйти мне не дали.

— Что за ребячество? Вы отсюда не сможете сбежать (а-то я не знала — свернуть себе шею, спрыгнув с этажа так третьего, не входило в мои планы). Да и замёрзнуть недолго, — прошла она к окну.

Возмущаясь, женщина закрыла ставни, по ходу бросая на кровать платье.

— Одевайтесь.

Я не стала с ней спорить или что-то объяснять. Да и смысла не было. Тяжёлое верхнее платье из бархата и нижние два из полотна, шерстяные чулки и подобие бридж из тонкого сукна.

«Интересно. И такое водится? Похоже, что этот товарищ тоже ошивался в крестовых походах. Приобщён к культуре».

— Будешь глазеть? — спросила женщину.

— Вам помочь? — невозмутимо проигнорировала она мой вопрос. Какая прелесть! Умная тварь.

— Нет, спасибо. Обойдусь. Мне просто не понятно, с чего бы ты беспокоилась о моём здоровье или внешнем виде после того, как знатно тюкнула по темечку. А ещё и твои навыки, позволяющие одним нажатием на сосуды шеи вырубать сознание. Не вяжется с твоим положением прислуги, — говорила я, снимая с себя вещи и облачаясь в новые. — Знаю, что не ответишь. Пошли уже к твоему хозяину.

В глазах женщины что-то мелькнуло. Но и только. А я усмехнулась и пошла за ней. Даже настроение немного улучшилось.

«Не та я Мелинда, которую вы знали или думали, что знали. Очень интересно будет понаблюдать за вами. Мне бы вылезти из этой ситуации целой и живой. Годвина где-то носит. Может и про него что узнаю. Главное, чтобы тоже был жив», — пока я размышляла, осматривалась.

Мы прошли коридором, потом спустились по лестнице. Несомненно, этот донжон был просторнее, чем в крепости Аркарт. Но древнее и неухоженней. Серые стены, выстланный свалявшимся камышом пол (я чуть не взвизгнула, подпрыгнув до потолка, когда под ногами шмыгнула мышь), закопчённый огромный камин, в котором огонь пожирал толстое бревно, длинный стол из грубо отёсанных, потемневших от времени досок, и широкие скамьи по бокам, узкие с решетками окна, затянутые промасленной бумагой.

У самого камина за массивными столом, имеющим более приличный вид и накрытый полотном, сидел Мортимер. Рядом с ним находился господин неопределённого возраста с суровым выражением лица. Они о чём-то тихо переговаривались.

— Наконец-то и наша гостья. Я умираю с голода, — жизнерадостно чуть ли не прокричал Мортимер, но не встретил в моём лице благосклонного слушателя. — Присаживайтесь, — подозвал он меня, галантно приподнялся и отодвинул стул.

Я чувствовала себя загнанной мышью, с которой играется сытый кот. Ждёт, пока не переварит предыдущую добычу и сожрёт вместе с костями. Даже представила, как хрустнули тонкие косточки. Воображение у меня что надо.

Я кивнула мрачному типу, тот ответил тем же. Разговаривать у меня не было желания.

Я не вслушивалась в их разговор. Всё равно говорили о доходах, зерне, лошадях и других хозяйственных вопросах.

Я поглощала довольно сносные лепёшки (ни в какое сравнение не шли с выпечкой Гвен), намазывая масло и мёд. Подогретое вино мне не понравилось: слишком кислое на вкус, и я его отодвинула. Мне принесли медовуху. И нутро согрето, и полезно.

Момент исчезновения мужчины я прозевала. Почувствовала себя неуютно под пристальным взглядом.

— Дайте доесть. Подавлюсь ведь и сдохну прежде, чем воспользуетесь моим ущербным мозгом, — буркнула я.

— Ты стала дерзкой и смелой. Не скажу, что мне это не нравится, — довольно хмыкнул мужчина.

Он придвинулся на стуле, я резко отпрянула.

— Мне не нравится, что ты меня боишься. Я просто хочу поговорить, — отодвинулся он. — Просто не хочу, чтобы подслушивали.

— Тогда пересядем к камину. Не думаю, что в нём кто спрятался, — посмотрела я в чёрные, как угли, глаза без выражения.