До того, как я встретил Беатриз, я считал, что любовь с первого взгляда невозможна. Но она разрушала все правила, любую логику. Она была потрясающей. Невероятной.

Не прошло и трёх месяцев, как мы поженились и она забеременела. Хотя, если честно, эти события произошли в обратном порядке, но какая разница. Я в любом случае собирался на ней жениться. Беременность лишь ускорила процесс и прибавила проблем. Ну, например, моя мама невзлюбила Беатриз, решив, будто она намеренно залетела, чтобы выскочить за меня замуж и получить гражданство. Я имел неосторожность поделиться этими соображениями с Беатриз; она, разумеется, была задета, и так я выяснил, что умение прощать не относится к числу её достоинств. Сильный характер она унаследовала от отца, ортопеда, работавшего с национальной футбольной командой Бразилии, который, в свою очередь, и так злился на Беатриз за то, что она уехала в Штаты, решив стать певицей; тот факт, что её вдобавок обрюхатил какой-то плотник, никак не мог пойти на пользу их взаимоотношениям, тем более что мачеха, ставшая Беатриз весьма паршивой заменой матери, всячески подливала масла в огонь. Классическая история Золушки.

В общем, обе стороны весьма прохладно отнеслись к нашему браку, друзья тоже разбежались, и каждую свободную минуту мы проводили вдвоём. Это было, наверное, неправильно, но нам казалось, что мы двое против целого мира. Мы были непобедимы и неутолимы. Даже когда на сцене появилась Лила в самом расцвете колик и Беатриз, пережив послеродовую депрессию, оставила мечты стать певицей, а я хватался за любую грязную работу, чтобы сводить концы с концами, наши чувства не гасли.

Но где-то вскоре после того как Лила отпраздновала второй день рождения, что-то начало меняться. Любовь стала больше похожа на похоть и уже не могла победить всё остальное. Оба мы были несдержанны, оба склонны ревновать, ссоры участились. А может быть, просто стало меньше секса, и от этого казалось, что участились ссоры. Беатриз обвиняла меня во всех смертных прегрешениях, отказывалась куда-то идти, говоря, что слишком устаёт и ей ничего не хочется. Какое-то время я верил в её теории и чувствовал себя виноватым, никуда не годным супругом. Я обещал ей, что буду меньше работать, что мы будем чаще веселиться. Но понемногу я начал понимать, что представления Беатриз о веселье сводились к пьянству. Безудержному. Не то чтобы я сам был против того, чтобы выпить немного пива. Но Беатриз всё чаще и чаще надиралась в хлам, а похмелье лишь усугубляло депрессию. На следующий день она не могла ничего делать, мне приходилось отпрашиваться с работы и сидеть с Лилой. И, конечно, мы ссорились ещё больше.

Вдобавок она начала мне врать. По мелочам – прятала от меня телефон, ноутбук. Но я перестал ей доверять и понемногу начал разочаровываться. Хотя, конечно, по-прежнему её любил, потому что она была Беатриз и к тому же матерью моего ребёнка.

И однажды летним вечером, вскоре после того как мы перебрались в бунгало на Эвондейл-драйв (где я по сей день живу с Лилой), случился скандал. Он разгорелся ещё утром, когда я предложил сходить куда-нибудь всей семьёй, втроём. Может быть, в зоопарк, или на пикник в парке, или в гости к моей маме, которую Беатриз по-прежнему ненавидела, но терпела, потому что та порой сидела с малышкой.

Я хотел таким образом наладить отношения, но Беатриз быстро меня обломала, заявив, что собирается на барбекю с друзьями. Я спросил, с какими друзьями, она ответила. Мне не нравились эти люди, не нравилось, какой она становится в их кругу. Я сказал ей об этом, она наговорила мне ответных гадостей, завязалась перепалка, она заявила, что всё равно пойдёт туда и возьмёт с собой Лилу.

– А меня пригласили? – спросил я, что было очевидной глупостью. Она пожала плечами и сказала, что если я хочу, то, конечно, могу пойти с ней, но если не хочу, она поймёт. Я решил отправиться в мастерскую, надеясь, что работа меня успокоит. Но поздно вечером, уже убрав на место инструменты, я почувствовал: что-то не так. Поэтому я нашёл адрес её друзей из Инглвуда и отправился на вечеринку.

Едва приехав, я сразу же заметил Беатриз, танцующую прямо на крыльце с лузером, которого я видел у неё в друзьях на «MySpace». Обе его руки лежали у неё на заднице и, судя по всему, не в первый раз там оказались. Лилы поблизости не было. Я в ярости выпрыгнул из машины и по лестнице поднялся в дом.

– Где Лила? – спросил я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не дать этому типу в морду. Он сразу же убрал руки с задницы Беатриз, и его лицо приняло виноватое выражение. Точно такое же я ожидал увидеть на лице жены, но она лишь бесстыдно таращилась на меня, очевидно, пьяная или под кайфом, а может, и то и другое.

– Где Лила? – Я уже кричал.

Все замолчали и посмотрели на меня, кроме Беатриз, которая сказала:

– Господи, Томас. Расслабься. Она была здесь. Только что.

Я вновь посмотрел на неё и увидел, что из-под майки у неё торчит купальник, а волосы, стянутые в узел, мокрые. Значит, она недавно плавала. Значит, у этих идиотов есть бассейн. Вне себя от волнения, я растолкал собравшихся, обежал весь дом, выскочил на высокое крыльцо. С него я оглядел сад и, конечно, увидел бассейн, возле которого детвора играла в жмурки, а Лила, одна-одинёшенька, сидела у самого края, возле чёрной надписи «Глубина три фута» – не такая уж большая глубина, но тем не менее опасная для четырёхлетней девочки, посетившей лишь пару уроков плавания.

Я сбежал вниз по лестнице и помчался к ней, громко крича её имя. Конечно, я видел, что она в безопасности, но меня не отпускало чувство, будто, пока я бегу к ней, может случиться страшное. Её испугал мой голос – может быть, она подумала, что делает что-нибудь плохое, – и она подалась вперёд, едва не свалившись в воду. Я сжал её в объятиях и стал покрывать поцелуями. Я знал, что не нужно так волновать ребёнка, но не мог остановиться. Держа её на руках, я рванул в машину, обежав вокруг дома. Не знаю, где в этот момент была Беатриз и видела ли она нас, но если видела, она за нами не пошла. Я пристегнул Лилу к сиденью, отвёз домой, вымыл и накормил, снова и снова ощущая весь пережитый ужас. Наконец уложил её в свою кровать, и мы оба уснули. Беатриз даже не позвонила.

Не знаю, во сколько она вернулась домой. Я проснулся в полночь, увидел её и сказал:

– Выметайся. Со мной ты спать не будешь.

– Это и моя кровать.

– Только не сегодня.

– И где я, по-твоему, должна спать? – спросила она.

– Где хочешь. На диване. Мне всё равно, только не здесь.

Мы разругались. Никто не пытался извиниться, мы лишь обвиняли друг друга. Я её опозорил. Я психопат. Я параноик и ревнивый засранец. Она оставила Лилу одну лишь на три минуты.