– Во, блин, даёт! – восхитилась четырнадцатилетняя Анька с малиновым ёжиком на голове и кольцом в носу. – Типа, нехилая тачка! – уточнила она.

– Богатенький дядя прикалывается, – поддержала подругу Светка в порванных джинсах, через которые выглядывали острые коленки. – А тут, блин, всё на роликах гоняешь. Не то что «Ауди» или «Вольво», а и вонючего «Жигуля» не купишь.

– Да, – только и ответил Серёга, слизывавший остатки мороженого с плоской палочки.

На светофоре включился зелёный. К тому времени, как шестёрка выехала пред задумчивые очи памятника Александру Сергеевичу, «нашему всё», по заверению Максима Горького, из скверов с фонтанами к проезжей части уже бежали ахающие от восторга толпы москвичей и гостей столицы.

Завистливые взгляды скользили по старорежимному великолепию, бесстрастным лакеям и по подтянутым лошадям. Звучали возгласы – что-то о «новых русских» и о «богатеньких». Женский голос предположил существование новой услуги Московского экскурсионного бюро.

– Хоть бы сам показался! – высказала пожелание длинноногая девица с мобильником и в юбочке «мини-бикини».

Видимо, чтобы подразнить копившиеся интерес и досаду сограждан, таинственный пассажир раздвинул чёрные шторки. Под рокот толпы и звуки автомобильных сигналов лошади процокали мимо Елисеевского гастронома, памятнику основателю Москвы и приблизились к Центральному телеграфу.

Дорога шла под уклон. Кучер натянул вожжи, удерживая лошадей.

Из-за шторки кареты на улицу выглянуло ухоженное лицо господина, ещё не утратившего бодрости сорокалетнего возраста. Белая бабочка и белоснежная манишка, обрамлённые лацканами строгого чёрного фрака придавали худощавому лицу с прямым тонким носом и глубокими глазами дополнительную свежесть.

Оноре де Бальзак, знаток физиогномии, усмотрел бы в бледности господина неоспоримый признак благородства и утончённой изящности, которые, как отмечают хронисты, постепенно сходят на нет у наших современников, но почему-то полностью не исчезают.

К отодвинутой шторке, подрезав помятую «Оку», из третьего ряда подрулил широкий, как лопата, «БМВ». Из переднего правого окна высунулся жизнерадостный розовощёкий детина с «голдовой» цепью на могучей шее и огромным золотым распятием.

Детина выставил из машины пухлый кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

– Круто, братан! – одобрил он.

– Спасибо, – улыбнулся пассажир во фраке и приподнял чёрный, сияющий в свете дня, цилиндр.

– Где такой рыдван надыбал?

– Да вот, пришлось по случаю, – пожал плечами элегантный пассажир, словно извиняясь.

Сзади «БМВ» засигналили: собиралась пробка. Розовощёкий детина повернул руку назад, убрал большой палец, зато выставил средний.

– Сколько за тачку отслюнявил?

– Сейчас не припомню.

– Кучеряво живёшь! – подытожил детина и убрался в глубину салона.

Иномарка рванула вперёд.

Господин в чёрном глянул в сторону Кремля; достал трость красного дерева с костяным набалдашником и постучал по скамье возницы.

– Да, ваше сиятельство? – обернулся с козлов кучер.

– Долго ещё, Семён?

– Никак нет, ваше сиятельство, уже виднеется.

Пассажир в цилиндре бросил взгляд, куда показывал Семён, откинулся на подушки тёмно-зелёного бархатного дивана и положил худые руки на набалдашник трости.

Лошади проскакали мимо гостиницы «Националь». Поток машин свернул налево к Театральной площади, а раззолоченная карета проехала к серому зданию, известному в России и за её пределами по этикетке водки «Столичной». Оба лакея соскочили с запяток. Один откинул обитую бархатом подножку; другой с почтительным поклоном раскрыл дверцу с выписанным тонкой кистью княжеским гербом.

Гулявшие у входа в подземный торговый центр москвичи замедляли шаг, глазея на необыкновенного путешественника.

Тот, кого кучер Семён именовал вашим сиятельством, спустился на выложенную камнем площадку перед гостиницей «Москва». Лакей поддержал пассажира под локоток. Господин сделал несколько шагов ко входу в здание.

Лакей поторопился открыть дверь. Хозяин, не замедляя шага, проследовал в обширный вестибюль и приблизился к неприступного вида швейцару. Господин во фраке прикоснулся тростью к его плечу.

– Любезнейший, – проговорил он приятным баритоном, которому позавидовал бы оперный певец, – мне нужен кров на некоторое время. Здесь есть свободные номера?

– Отель в плохом состоянии, – покрываясь пятнами, пролепетал швейцар. – Скоро пойдёт под снос.

– Благодарю, любезнейший, – молвил гость, оглядывая убранство холла. – Это не имеет значения. Можно поговорить с управляющим? Простите, с администратором.

Растерявшийся швейцар сделал приглашающий жест в сторону стойки. Странный господин двинулся в указанном направлении.