Шрифт:
Трудности могут возникнуть как у ученика, так и у учителя. У ученика, когда он ищет просвещения, мотивы могут быть смешанными. Если так, мы не должны забывать, что преподавание само по себе порой очищает помыслы того, кто его получает. Следовательно, мы не должны вести себя так, словно разоблачаем его неискренность, но бережно и участливо расспросить его о душевном состоянии: мы должны попытаться преподать урок, который затронет его сердце и приведет его к добру (V. 9).
Или ученик может быть уже образованным в других предметах, возможно, он даже знаком с отрывками из Писания. И опять-таки мы должны учитывать его душевное состояние. Мы не должны разговаривать с ним так, будто он ничего не знает, наоборот, говорить надо так, словно мы напоминаем ему о том, что ему уже известно. Его трудности и возражения не стоит бесцеремонно отметать, их нужно обсудить в скромном разговоре (modesta collatione). Все дела следует обсуждать «наилучшим образом» (ср. Первое послание к коринфянам, xiii), следуя дорогой любви (VIII. 12). Что до учеников, обучавшихся языкам и риторике (Августин имеет в виду людей с таким же, как у него самого, культурным багажом), их надо учить смирению, чтобы их не отторгали литературные несовершенства в евангелиях или солецизмы в проповедях священников. Их надо учить видеть именно то, что важно: содержание сказанного. Они нуждаются в смене приоритетов. Как сам Блаженный Августин выразил это в «Исповеди», «предпочитать истинные речи и мудрых друзей» (IX. 13).
Трудности могут заключаться и в самом учителе. То, что заключено у него внутри, должно быть ясно выражено в подробностях, которые ему самому скучны: он может прийти в уныние от кажущейся инертности ученика; его собственные душевные переживания могут помешать надлежащему исполнению обязанностей, или – это звучит весьма современно – он может быть занят своей собственной, чрезвычайно увлекательной работой, и ему не хочется бросать ее, чтобы тратить время на учеников (X. 14).
Августин не предлагает рецептов быстрого избавления от этих трудностей. Мы должны испытывать христианское милосердие к нашим ученикам, Он ведь и сам использовал аналогию с наседкой, собирающей своих цыплят (IX. 15). В каком-то смысле мы должны вместе с учениками учиться тому, чему учим их, и тогда старые знания станут для нас новыми (IX. 17). Апатия, отсутствие усердия со стороны ученика должны подвигнуть нас разбудить в ученике интерес к выражению его собственных чувств без страха; прежде всего нам необходимо терпение (IX. 18). Возможно, поможет перемена позы: чем держать его на ногах, почему бы не позволить ему сесть? (XIII. 19) Что касается нашей собственной любимой работы, мы должны постараться распланировать нашу работу и выстроить наши приоритеты, принимая без ропота нарушение наших планов (XIV. 20).
И в «Исповеди», и в работе «О научении основам веры людей, незнакомых с учением Христа» Августин пишет о методах обучения, которые предпочитает. В диалоге «Об учителе» он делает на первый взгляд парадоксальное предположение, что ни один человек не должен пытаться учить другого: «Есть у нас один учитель, и это Христос». Так говорится в Писании, и это Он, живущий в нас, учит нас. «Об учителе» («De Magistro») – трудный диалог: его стиль извилист и осторожен, одно очевидное заключение подменяется другим (Бернъит верно подметил сходство с методами, описанными в поздних работах Витгенштейна). Чем пересказывать, я лучше отошлю читателей к статье Бернъита (см. раздел «Дополнительное чтение» к данному очерку): здесь достаточно упомянуть о том, что Августин не просто опирается на отрывок из Евангелия, он доказывает общефилософское положение, хотя идет к доказательству необычным путем, который может поставить нас в тупик. Слова являются знаками предметов, они приглашают нас взглянуть и увидеть, но процесс видения мы должны осуществить сами. Если мы не будем смотреть сами, знак нам не поможет (Августин дает нам пример загадочного слова в книге пророка Даниила). Чтобы достигнуть интеллектуального знания, нам нужен внутренний свет, а для этого учитель служит лишь внешним источником. Ученик обучается самими предметами, по мере того как Бог внутренне открывает их ему.
«Моя тяжесть – это любовь моя»: мы заканчиваем тем, с чего начали. Учитель должен сочувствовать состоянию ученика и предлагать поощрение, но не с той лишь целью, чтобы информация была передана из головы того, кто учит, в голову того, кого учат. Скорее ученика следует пробудить к использованию сил, таящихся у него внутри, для осмысления того, что ему говорят. Он должен делать своим то, что ему говорят: возможности учителя небезграничны.
См. также очерк об Иисусе в данной книге и очерк о Витгенштейне в книге «Пятьдесят современных мыслителей об образовании».
Основные сочинения Блаженного Августина
Работы Августина существуют в огромном количестве изданий: в них легко запутаться. Большинство его сочинений было переведено (в разное время и в различных местах) на английский. Подробности о названиях и переводах можно найти в пяти Хронологических таблицах, помещенных в являющейся незаменимым подспорьем биографии Августина, изданной П. Брауном в 1967 году. Однако ссылки на работы Августина можно делать – независимо от использованного издания – по книге и главе. Номера абзацев, идущие насквозь по каждой из глав, обычно являются чрезвычайно полезными для быстрейшего нахождения ссылок.
К трем работам, упомянутым в сноске 1 на с. 48 наст. изд., я добавляю прежде всего перевод «Исповеди», которым пользовался (Chadwick H. Augustine: Confessions; with introduction and notes. Oxford: Oxford University Press, 1991).
Далее я привожу названия трех других работ, связанных со взглядами Августина на образование: «О христианской доктрине» («De doctrina christiana»), «О музыке» («De musica»), «Град Божий» («De civitate Dei»). Последнюю работу я упоминаю, потому что она показывает диапазон знакомства Августина с языческой культурой, сформировавшей его собственное образование. Эта работа очень обширна, большинство переводов представляют собой сокращенные версии.
Дополнительное чтение
Brown P. Augustine of Hippo: A Biography. L.: Faber and Faber, 1967.
Burnyeat M. Wittgenstein and Augustine. De Magistro // Proceedings of the Aristotelian Society. 1987. Suppl. vol. 61. P. 1–24.
Harrison S. Augustine on What We Owe to Our Teachers // Rorty A. (ed.). Philosophers on Education: New Historical Perspectives. L.; N. Y.: Routledge, 1998. P. 81–94.
St. Augustine: On Education; with introduction and notes / G. Howie (transl., ed.). Chicago: Henry Regnery Company, 1969.
Marrou H. Saint Augustin et la fin de la culture antique. Paris: E. De Boccard, 1938.
Marrou H. History of Education in the Ancient World / G. Lamb (transl.). L.: Sheed and Ward, 1956.
Аль-Газали (1058–1111)
Х. А. ТАВИЛЬ
Есть два вида глаза, внешний и внутренний… первый принадлежит одному миру, Миру Чувств, а. внутреннее зрение принадлежит совершенно иному миру, Миру Царствия Небесного. у каждого из этих глаз есть солнце и свет, посредством которого его зрение улучшается. Кто никогда не посягает на [второй] мир, но позволяет ограничениям жизни в этом, низшем, мире чувств завладеть собой, тот все еще дикий зверь, отщепенец из того, что составляет нас, людей. Что кожура для плода. что тьма для света, что адское для божественного, то и есть этот Мир Чувств для Мира Царствия Небесного. Вот потому его и называют Миром Божественным, или Миром Духа, или Миром Света в противоположность Миру Нижнему, Миру Вещества и Тьмы [64] .
64
Al-Ghazzali. Mishkat Al-Anwar. Kashmiri Bazar-Lahore: Muhammad Ashraf, 1924.