Поэтому было бы ошибкой сосредоточиваться исключительно на том, что Локк говорит об интеллектуальном и нравственном развитии, как поступают многие составители предисловий к его теории образования [86] , игнорируя все остальное в «Некоторых мыслях о воспитании» как нечто устаревшее. Весьма знаменательно, что Локк активно практиковал медицину. Например, он проводил то, что мы сейчас назвали бы полевыми испытаниями цинхоны, предшественницы хинина, и записывал результаты ее воздействия на своих пациентов [87] .

Для того, кто верит, что впечатления органов чувств являются существенными источниками знания, необычайно важно, чтобы эти органы были в идеальном порядке. С этой целью многие ученые, современники Локка, охотно экспериментировали с самыми разными диетами, лекарствами и режимами – отчасти для того, чтобы установить, какие из них в наибольшей степени обостряют чувства [88] . Наша современная склонность разделять профессиональную ответственность за растущим ребенком между доктором и учителем (существующая в английской школьной программе дисциплина под названием «Личность, социум и здоровье» не в счет), вероятно, очень удивила бы Локка.

«Некоторые мысли о воспитании» представляют нам стопроцентно светскую, мирскую картину. Ребенок не рождается с идеей Бога или нравственных истин в голове. Именно образование превращает замкнутого на себе капризного младенца – Локк не питает романтических иллюзий относительно детства – в полноценного молодого человека. В то же время картина перед нами предстает во многих отношениях традиционная. Дети подобны путешественникам, только что прибывшим в незнакомую страну (§ 120) и вынужденным изучать ее законы и обычаи. Им предстоит познать их, как и все остальное, не изучая некий свод правил, но на практике. Если случай познать на практике не представляется естественным путем, в таком случае его надо создать искусственно. Практика «будет порождать у них привычки, которые, раз установившись, будут действовать сами собой, легко и естественно, без помощи со стороны памяти» (§ 66).

Таким образом, искусство наставника заключается в нахождении нужных ситуаций и сочетании процесса возникновения привычки с активным развитием у ребенка мышления. Ключевая задача состоит в том, что в ребенке надо пробудить желание учиться. Невозможно просто сидеть и ждать, пока это случится: так вопрос не стоит. Ситуация должна быть сконструирована. Весьма поучительный пример представляет собой обучение чтению. Локк описывает, как он помог инсценировать разговор, который ребенок якобы случайно должен был услышать. Речь шла о том, что чтение – привилегия наследников и старших братьев, оно помогает им стать джентльменами, «пользующимися общей любовью» (§ 148), а младшие братья пусть скажут спасибо уже за то, что их вообще воспитывают; обучение же письму и чтению – это больше того, что им полагается; пусть остаются грубыми и неотесанными, если так им нравится больше. Этот разговор возымел действие, мальчик, ставший объектом столь легкой и благожелательной манипуляции, мгновенно воспылал страстным желанием научиться читать. Обобщая свою мысль, Локк говорит нам: приобретение грамотности нужно превращать в игру, в забаву, при этом «можно пользоваться костями и игрушками с надписанными на них буквами; можно придумать еще двадцать приемов применительно к особенностям характера каждого, чтобы обращать этот метод обучения в развлечение для ребенка» (Там же).

Именно этот отказ в доверии к детям, которые якобы сами, по природе своей, не желают учиться, приводил в ярость Жан-Жака Руссо:

Здесь мы видим разницу между сосредоточенной на ребенке, потакающей ему философией образования, с одной стороны, а с другой – философией достаточно либеральной и гуманной, но сомневающейся в том, что дети сами, добровольно, будут иметь склонность к учению, если только не учить их правильно. Локка никак нельзя назвать негуманным. Он понимает, что у детей есть свои собственные нужды и, как мы могли бы сейчас выразиться, своя собственная эволюционная психология: например, он не сомневается, что детям нужны игрушки, им нужно играть (§ 39). Но это не баловство: предлагаемое им образование имеет целью в меньшей степени счастливого и довольного ребенка, а в большей – цивилизованного и получившего хорошее образование взрослого человека, которым этот ребенок станет, когда вырастет.

Такой взрослый будет прежде всего обладать хорошими привычками – нравственными и проч. Он приобретет добродетель, а добродетель встречается куда реже и ценится куда выше, чем все знания мира (§ 70); в то же время он будет любить и ценить знания, он будет учиться всю жизнь и понимать, где и как отыскивать новые знания, когда они ему понадобятся (§ 195). Хотя сам он человек благородный, он не будет чураться физического труда, сможет научиться столярному делу, или садоводству, или обточке и полировке оптических стекол: эти занятия в должной мере познавательны и развлекательны, они не дают человеку предаваться «ленивому и апатичному настроению, которое заставляет проводить день за днем в сонливой праздности» (§ 208).

Хотя советы Локка по поводу воспитания молодого джентльмена XVII века не так-то легко применимы к условиям современного массового образования, тем не менее многое в нем может вдохновить и многому научить современного учителя и родителя. Например, роль учителя в создании для ученика возможности учиться, хотя в «Некоторых мыслях о воспитании» она несколько отдает манипуляцией, не стала менее значимой в мире, где коммерческое давление и превращение ребенка в младенца-потребителя делают «естественное» воспитание, как в «Эмиле» Руссо, основанное на врожденном здоровом любопытстве, все более и более невероятным. Идеи Локка привлекательны в особенности еще и потому, что мы становимся жертвами всеобъемлющих (и в то же время противоречащих друг другу) теорий обучения и директив, описывающих, порой в мельчайших деталях, авторитарный стиль преподавания каждого предмета в школьной программе, а Локк осмеливается предложить нам лишь «Некоторые мысли». Скромность и сочувствие миру ребенка явственно просматриваются в его тексте. Но хочется все-таки замолвить словечко за сливы и персики.