– Доктора Эббота здесь еще нет, Энн?

– Нет, мистер Ганн. Я сообщу вам сразу, как только он прибудет.

– А меня вы продержите здесь, по крайней мере, еще полтора часа, почти без выражения произнес Пейдж. Ганн быстро окинул его взглядом, посмотрев на полковничий орел на воротничке и задержав взгляд на крылатом полумесяце, приколотом над нагрудным карманом.

– Примите мои извинения, полковник, но у нас сегодня - маленький кризис, - опытно улыбаясь, пояснил он.
– Как я понимаю, вы доставили нам несколько проб из космоса. Если бы вы, например, могли прийти к нам завтра, я уделил бы вам все доступное время. Но прямо сейчас...

Ганн извиняясь, быстро качнул головой и втянул ее в плечи, словно только что прокуковало двенадцать ночи и теперь ему надо куда-нибудь смыться и прилечь поспать на часок. И прежде чем дверь окончательно закрылась за ним, через нее просочился еле различимый, но ни с чем не сравнимый звук.

Где-то в лабораториях "Дж.Пфицнера и Сыновья" плакал ребенок.

Моргая, Пейдж вслушивался до тех пор, пока плач не стих. Когда же он снова посмотрел вниз, на девушку за столом, выражение ее лица заметно изменилось.

– Послушайте, - начал он.
– Я не прошу вас о каком-то большом одолжении. Я не хочу знать ничего такого, что мне не положено. Все, что я хочу - это понять, как вы собираетесь обработать мои пакетики с почвой. Простое любопытство - но поддерживаемое путешествие длиною в несколько сот миллионов миль. Так будет мне позволено хоть что-то узнать, за все мои труды или нет?

– И да и нет, - спокойно ответила девушка.
– Нам нужны ваши пробы. И мы согласны, что они очень интересуют нас, так как доставлены из юпитерианской системы. Если честно - это первые, полученные нами оттуда. Но нет никакой гарантии, что мы найдем в них что-то полезное.

– Неужели?

– Нет. Полковник Рассел, поверьте мне, вы - не первый человек, пришедший сюда с образцами грунта. Правда, вы - первый человек, доставивший их из-за пределов орбиты Марса. И в действительности - вы всего лишь шестой по счету пилот, доставивший пробы из мест более удаленных, чем Луна. Но совершенно определенно, вы не имеете ни малейшего понятия о том, каков объем проб, получаемых обычно нами здесь. Мы просим практически каждого пилота, каждого миссионера, каждого торговца и путешественника, каждого исследователя, каждого журналиста собирать для нас пробы грунта - везде, куда бы они не отправлялись. Прежде, чем мы открыли аскомицин, нам пришлось проверить СТО ТЫСЯЧ образчиков почвы, включая несколько сотен с Марса и почти пять тысяч с Луны. И знаете, где мы нашли микроорганизм, вырабатывающий аскомицин? На перезревшем персике, который один из наших людей подобрал в ларьке на рынке в Балтиморе!

– Наконец уловил вашу точку зрения, - вынужденно произнес Пейдж.
– А кстати, я подзабыл, что такое аскомицин?

Девушка посмотрела на свой стол и переложила лист бумаги с ОДНОГО МЕСТА на ДРУГОЕ.

– Это новый антибиотик, - пояснила она.
– Мы его скоро выбросим на рынок. Но то же самое я могу рассказать вам в отношении и любого другого лекарства.

– Понятно.

Тем не менее, Пейдж не был уверен, что все понял. Он слышал имя "Пфицнера" из многих, весьма неожиданных источников за время долгих месяцев, проведенных в космосе. Но насколько он мог определить, после того, как название стало привычным, каждый третий из тех, с кем Пейдж встречался на планетах - либо собирал пробы грунта для фирмы, либо знал того, кто этим занимается. Слухи, служившие единственным источником информации среди космонавтов, давали понять, что компания вовлечена в важную правительственную работу. В этом, конечно, нет ничего необычного в наш Век Обороны. Но Пейдж знал уже достаточно много, чтобы подозревать "Пфицнер" является чем-то особым. Чем-то громадным, наверное, столь же эпохальным, как и исторический Манхэттенский проект. И куда более секретным.

Дверь открылась и во второй раз пропустила Ганна, на этот раз целиком.

– Его все еще нет?
– спросил он девушку.
– Похоже, он все же не успеет. Жаль. Но теперь у меня есть немного свободного времени, полковник...

– Рассел, Пейдж Рассел, Армейский Космический Корпус.

– Благодарю. Если вы примете мои извинения за задержку, полковник Рассел, я рад провести вас по нашему маленькому предприятию. Кстати, мое имя Гарольд Ганн, я - вице-президент "Пфицнера", отвечающий за экспорт.

– Но в данный момент как раз я экспортирую, - заявил Пейдж, держа в руках пакетики. Ганн с благоговением взял их и положил в карман своего пиджака.
– Но все же с удовольствием ознакомлюсь с лабораториями.

Ганн кивнул девушке и двери захлопнулись за ними. Полковник оказался внутри.

По крайней мере, то, что Пейдж увидел, поразило его, как он того и ожидал. Прежде всего, Ганн показал ему комнаты, где поступающие пробы классифицировались и затем распределялись по соответствующим лабораториям. В первой из них, отмеренные части проб грунта опускались в литровые колбы с дистиллированной водой, взбалтывались для равномерного распределения и затем проходили сквозь серию растворений. Полученные растворы затем вливались в экспериментальные колбы на специально наклоненных бумажных листах с агаром, и в чашки Петри, содержащие разнообразие питательных сред, которые затем помещались в инкубатор.

– К сожалению, доктора Акино в данный момент нет, поэтому мы ничего не можем трогать. Но вы и сами все ясно видите через стекло - мы переносим растворы с чашек Петри и косого агара на новые разновидности питательных сред, - пояснял Ганн.
– Так вот, у всякого микроорганизма, обнаруженного в пробах грунта, имеется целый набор собственных штаммов. И мы делаем так, чтобы каждый штамм выделялся только в одну питательную среду и смешения не происходило.

– А если оно и происходит, то, должно быть, в весьма незначительных размерах, - заметил Пейдж.
– Как же вы проверяете действие этих самых выделений на бактерии?