Его глаза снова уставились на меня.

– Волков, тебе все ясно?

– Так точно! А котов можно?

– Можно телегу с разбегу, – ответил Романкин. – Котов разрешаю брать только в крайнем случае, ибо они, в отличие от кошек, ленивы, как и все вы здесь! А я хочу, чтобы в этом подразделении хоть кто-то еще, кроме меня приносил пользу! Р-разойдись!!

В одном Громозека был, безусловно, прав: крысы действительно всех достали! Они появились весной, быстро обжили погреб с картофелем и солониной, продуктовый склад, потом передающий радиоцентр, кунги, боксы и нашу старую деревянную казарму.

Пострадало и наше небольшое приусадебное хозяйство, где реализовывал свои фермерские амбиции старшина роты прапорщик Глазов. В теплице эти твари погрызли всю огуречную и помидорную рассаду, спровоцировав тем самым у ранимого Глазова короткий, но мощный запой, а в свинарнике, где до этого безмятежно хрюкали пять маток и хряк, сожрали нескольких молочных поросят. Причем без остатков. Это вызвало некоторые подозрения насчет самого Глазова.

После этих событий территорию нашего славного сверхсекретного подразделения посетили киллеры в белых масках из городской санэпидемстанции. Они с важным видом прошлись со своей аппаратурой, из которой брызгали во все щели, разложили по всем углам отраву и удалились, заверив, что крысам теперь полный абзац.

К вечеру околели две наших собаки, которые за пряники бегали с нами в патруль, и слегли с животами трое бойцов. Последние, как выяснилось позже, поплатились за тайное поедание просроченной тушенки, которую они своровали из стратегических запасов Глазова.

Что же касается крыс, то следующие несколько дней они дружно сходили с ума. С пьяным видом разгуливали, не таясь, по казарме, бегали по плацу, залезали в прикроватные тумбочки, разве что песни хором не пели! Их били швабрами, сапогами, лопатами, чем ни попадя. Одну, во время занятия, замполит умудрился уложить томом полного собрания сочинений Ленина. Бросок был столь эффектен, что крыса подлетела и кончилась, не пискнув! И это была самая убедительная демонстрация за всю нашу службу того, что дело Ленина побеждает!

Таким массовым забоем, мы истребили за пару дней почти полсотни серых тварей. Победа казалась очевидной. По крайней мере, крысиное дерьмо в каше перестало попадаться, и наш повар Пряников уже не втягивал от страха голову, когда мы ели, и начал верить, что доживет до дембеля.

Но они вернулись. Сбитая популяция быстро восстанавливалась, и это стало ясно по мелкому частому молодняку, который вскоре уже скакал вдоль плинтусов, ловко скрываясь от погони в одних им ведомым щелям и норкам.

Белые намордники снова были призваны на помощь. Громозека говорил с ними уже на повышенных тонах, и угрожал, что если они опять используют слабую, или просроченную отраву, то всех пойманных живых крыс он будет пересылать им в контору наложенным платежом.

Повторная травля, увы, тоже не принесла нужных результатов. Взбешенный Романкин звонил из канцелярии в санэпидемстанцию и орал сильнее, чем минувшей зимой на нас, когда на учениях, разворачивая антенное поле, мы погнули одну мачту. Не знаю, какой несчастный попался Громозеке на том конце провода, но больше к нам никто не приезжал. Занесли, видимо, наш дурдом в черный список.

Не зная, как лучше выместить свою злобу, Громозека отменил обещанный культпоход на фильм «Маленькая Вера», и заявил, что вся рота остается без увала до тех пор, пока не сдохнет последняя крыса на вверенной ему территории. В тот вечер мы поняли, какие эмоции трясли накануне бунта экипаж «Потемкина».

Что ж, ротного тоже можно было понять. Комбат Тищенко ежедневно справлялся, вывел ли он крыс. Отчеты Громозеки напоминали сводки с фронта с потрясающе живописной статистикой, но это не спасало от ядовитых выводов командования, что ситуацию он не контролирует.

Возможно, идея Романкина была взрывом отчаяния, однако нам она понравилась. Воскресение начиналось весело! После завтрака наша кошачья команда – я, Соколов и Варнавский еще раз прошла инструктаж.

– Возьмете мешки из-под ОЗК, – напутствовал нас Громозека. – Они прорезиненные, кошкам их не порвать, и вам по дороге меньше царапок достанется. Толпой не ходить. Внимание к себе не привлекать. Конфликтные ситуации не провоцировать. Грустные голодные глаза бабушкам не строить. Если кто-то вздумает мародерничать на огороде, или, не дай боже, употребит самогон – собственноручно повешу на фидерах!

Да ясно все! Вечная толчея одного и того же! Тут другая проблема: легко сказать – изловить пять кошек! Но они в очередях у магазина не сидят, а если и мелькнет какая, то попробуй-ка, догони! Это даже не курица, которую можно застать врасплох!

Но приказы отдаются, чтобы их выполняли, а не обсуждали! Под пение жаворонков мы вышли на грунтовую дорогу и взяли курс на Окуньки.

Деревня эта находилась от нас в трех километрах, и населена была преимущественно стариками и малолетними детьми. Сия загадка пропавшего среднего звена так и осталась для меня тайной, хотя бывал я в Окуньках регулярно, забирая письма и посылки у сухопарой и подвижной почтальонши.