— Я и твой наказ не выполнила, отец. Я не сумела уберечь себя для великой и светлой любви. Вместо этого я отдалась мужчине, которого почти не знаю. Я отдала свою невинность человеку, который, получив от меня, что ему нужно, тут же меня оставил. Так мне и надо. Теперь я ничем не лучше тех падших женщин, что готовы на блуд ради удовлетворения своей похоти. Я — блудница.

Девушка выдохнула последние слова еле слышно. Но Ян услышал. Все до единого её слова он услышал. Даже горьковатый вкус сожаления ощутил на губах от её слов.

Нет! Он не даст впадать своей синеглазке в уныние! Как бы её не воспитали родители, какой бы правильностью или же наоборот — ерундой не забили эту прелестную головку, он заставит её обо всём этом забыть.

Ян решительно сделал шаг из своего укрытия и вышел к ней.

— И что моя синеглазка здесь делает? Посреди ночи? Совсем одна? — обратился он к ней. А видя, как она испуганно и вместе с тем удивлённо-растерянно уставилась на него, продолжил, — не боится, что снова появится страшный чёрный волк и утащит её в свою берлогу?

— А зачем ему меня утаскивать в берлогу? — хмыкнула Бажена. Всё так же не меняя положения.

Ян подошёл совсем близко и остановился в шаге от неё.

— Затем, чтобы насладиться её прекрасным телом, — пояснил он, сам при этом сглатывая тяжёлый ком в горле. Так хорошо сейчас от девушки пахло, что мужчине пришлось даже зажмуриться на мгновение.

— Поужинать мной он может и здесь, — равнодушно ответила Бажена, пожав хрупкими плечиками, — разве что это не волк, а волчица и у неё есть дети. Тогда я стану добычей для всей их семьи.

— Нет, у него нет волчат. И делить добычу он ни с кем не собирается, Бажена, — Ян выдохнул эти слова и наклонился к девушке, — идём в избушку, малышка. Ты совсем застыла, наверное.

Ян поднял несопротивляющуюся девушку на руки.

— Идём, — покорно согласилась она, — только мне совсем не холодно, Ян. Меня наоборот — знобит и бросает в жар.

Девушка и правда горела. У неё был самый настоящий жар.

— Но что с тобой? Когда я уходил, ты сладко спала?! — Ян так растерялся, что даже на месте застыл.

— Откуда же я знаю? — совсем вяло отвечала его синеглазка, сама при этом прижимаясь к нему всем телом, — я проснулась от того, что страшно зудели места, где ты меня укусил. Я стала их чесать. Только чем больше я это делала, тем сильнее они беспокоили. А потом меня стало бросать в жар. Я думала, что на улице мне станет легче, но стало только хуже. Мне совсем плохо, Ян.

— Но что же это с тобой, малышка? — не мог понять мужчина, заглядывая в глаза своей синеглазке.

Только в этих прекрасных синих омутах сейчас стояла боль.

— Наверное, это меня Небеса наказали за мой грех, — выдохнула она и замолчала.

Бажена смолкла и задрожала в его объятьях. Только на этот раз её бил самый настоящий лихорадочный озноб. Ян занёс её и уложил на их ложе. Сам устроился рядом.

Девушка стонала и извивалась всем телом. Ничего не мог понять Ян. Никогда с его женщинами ничего подобного ещё не было. И эти ранки…места его укусов. Бывало такое, что он в пылу страсти мог поставить метку понравившейся ему человеческой самке. Но после его же слюны ранка сразу затягивалась и о ней напоминал очень слабый след, который был заметен только поставившему его. Так же было и с Баженой. Ещё несколько часов назад. Обе ранки затянулись, после того, как он их старательно обработал.

Но сейчас они не только проступили с новой силой, но ещё и кровоточили. И их запах сейчас сводил его волка с ума. Они манили к себе, заставляли прикоснуться к ним, попробовать на вкус.

Это было безумно и очень странно. И это было почти выше его сил. Но вот именно это почти давало силы держать себя в руках. Ян боялся сделать ещё хуже. Поэтому он просто лежал и смотрел, как мучается Бажена. И когда он уже собрался позвонить Ивану и Милене, Бажена его остановила.

— Ян, обними меня! Мне холодно!

— Но у тебя же жар? — протестовал разум. В то время как тело неистово тянулось к девушке. Ян держался из последних сил.

— Тебе совсем меня не жалко, да? — скривилась Бажена. На миг её прекрасное личико озарилось разумом, — ну да, ты же уже получил от меня, что хотел. Теперь я тебе уже не интересна, да Архангельский?

— Глупая синеглазка! — прорычал Ян, — как же ты потом об этом пожалеешь!

— Я уже ни о чём не жалею! — захныкала она, сама подползая ближе к нему и забираясь в его могучие объятья, — хочу только одного — тебя!