Они и бухнулись коленками в грязь. Представляешь себе — трое взрослых заслуженных людей. Комбайнер-то ладно, он и так грязный, а секретарь и председательница в светлых костюмах стоят на коленках и друг другу колоски показывают. И смех и грех. Зато репортаж получился отличный, пшеница всем по пояс, красота. Аджубей хвалил. А какую поляну нам там накрыли… — Герман мечтательно улыбается — Водочка, сало, домашние колбасы, шашлычок пожарили…

Мнда… И эти авгиевы конюшни мне придется зачищать? А ведь Седов не так уж и плох. По-журналистки нагл, развязан, зато деловит и явно пробивной. Но откуда такое скотское отношение к людям труда? Откуда такой разрыв между элитой от народом? Или это вечная проблема России?

До школы мы дошли быстро. Так же скоро включились в работу. Линейка с наряженными учениками и родителями уже была построена на школьном дворе, спустя полчаса начались выступления педагогов. Седов принялся записывать комментарии, брать интервью — мне же предложил прогуляться по школе.

— После линейки будет что-то вроде капустника в актовом зале — журналист достал из портфеля фотоаппарат. Смену.

— Говорят даже делегация дипломатов из ГДР будет. Там доснимем и по домам. Эх, не выделили нам фотокорреспондента на сегодня, все самим делать… Ладно, старичок, дуй в школу и посмотри доску почета первым делом — может какие известные выпускники тут есть. Вставим в статью.

Я зашел в здание, прогулялся по 1-му этажу. На меня нахлынула ностальгия по моей "прошлой" жизни". Сколько лет я отдал школе! Сколько учеников выпустил. Некоторые работают в правительстве, стали известными учеными…

Рассматриваю доску почета, выписываю фамилии. Особенное внимание — фронтовикам. Потом у завуча или директора можно будет уточнить детали. Закончив все на 1-м этаже, поднимаюсь на последний. Тут актовый зал. Пока пустой. Прохожу партер, поднимаюсь на сцену. Все готово к торжеству. Украшенный шариками и цветами задник, плакаты с поздравлениями. За кулисами слышу голоса и смех. Незаметно заглядываю и вижу в заставленном коробками помещении группу старшеклассников во главе с невысоким коренастым парнем в очках. Узкоглазое восточное лицо мне знакомо. Это же Юлий Пак! Предводитель диссидентов на Маяке, заместитель Буковского, который сейчас сидит в психушке. Вот так встреча! Пак держит в руках гитару и инструктирует учеников:

— … все поняли? Повторим слова последней частушки? Мы ее не репетировали.

Ага, а вот и художественная самодеятельность подъехала. Послушаем.

— Давайте, Юлий Кимович — дружно отвечают молодые парни. Девушек среди них нет.

Пак берет задорный аккорд, ученики запевают:

Громкий хохот.

— Тише вы, черти! — Пак и сам смеется — Не испугаетесь?

Ребята мотают головой.

— А теперь давайте Лагерь.

Ученики запевают:

Заканчивается песня рассказом о лагерном сортире и колючей проволоке.

Я аккуратно делаю шаг назад, спускаюсь в партер.

Вот же сука! Ради политики, подводит пацанов под статью. Ладно, не под статью, но точно под проблемы. За такие частушки исключат из комсомола и не дадут характеристику для поступления в институт. И как же оперативно сработал! Недавно радио сообщило о Золотой Звезде Нассера. И тут же Пак подсуетился с капустником. На мероприятии будут дипломаты из ГДР — не замять. Скандал, пойдут слухи… Диссидентом только это и надо. Ведь в Москве приезжает делегация из ГДР подписывать договор о дружбе. А в песне поется про стену с колючей проволокой. Очень толстый намек. И не просто скандал, а с международным оттенком.

Что же делать??

Предупредить директрису и Седова? Сорвать капустник?

Я выхожу в коридор, прислоняюсь лбом к стеклу окна. СЛОВО молчит как партизан — ни одной подсказки. Или то, что я сюда попал — это и есть подсказка?

Хлопает дверь, в коридор выходит довольный Пак. Без гитары. Смотрит на меня и на лице у него появляется узнавание.

— Как же, как же! Русин, правильно?

Спасибо, Господи!

Без замаха, резко бью левой в печень Паку. Тот со всхлипом, складывается. Теряя очки, падает на пол. Прижимает руку к боку. Мой бок тоже отдается болью, но явно не такой сильной как у диссидента.

— Правильно, Русин меня зовут. Пойдем ка певец ты наш — я хватаю диссидента за ворот пиджака, подбираю расколовшиеся очки и волоку к подсобке. Тут школьная техничка хранит свои швабры и ведра. Вынимаю из брюк ремень, рву пуговицы на брюках Кимовича. Все это время Пак хрипит, пытаясь скукожиться. Нокдаун в печень — страшная вещь.

— Сиди тут тихо — я легко пинаю диссидента в бедро — Вылезешь, когда все закончится.

Зыкинские «шлягеры» ему не нравятся… А двадцать миллионов погибших и не родившихся в результате развала СССР — тебе понравятся? Мало кто задумывался, но в 90-е страна практически повторно пережила по потерям вторую мировую войну[1]!