Я одна и жрёт до прожилок тьма.

Только знаю мир, что разбит и слеп,

Что твердит о том, что мой путь нелеп —

Сам дождлив и пуст, правды — ни гроша.

Потому стою одна и поёт душа.

В шумной пустоте я кричу одна.

Отыщи меня, я тобой больна.

Может это сон, нет, не так, постой.

Если б я спала — то была с тобой.

Не могу дышать, город душит мрак.

Я хочу сбежать, но одной никак.

Это так смешно, здесь полно людей.

Но стою одна, остаюсь твоей.

(с) Автор неизвестен

Это всё похоже на сон. На липкий, вязкий, нескончаемый кошмар, из которого невозможно выбраться самой. И хочется, чтоб меня разбудили. Растрясли ото сна и утешили. Но это всё наяву. И это ещё страшнее. Стою, и в который раз уже поправляю выбившуюся из хвоста прядь волос. Придирчиво осматриваю строгое черное платье. Мне хочется быть красивой для тебя. В последний раз. И, боже, как много я сейчас бы отдала, чтобы коснуться тебя хотя бы раз. Но я не могу этого сделать, потому что тебя больше нет. Три недели. Коротких три недели ты был в моей жизни. А мне так больно сейчас, словно из меня кусок сердца вырвали. Даже не кусок, а всё целиком. Но мне нельзя. Потому что часть тебя всё же осталась. Маленький комочек внутри меня. Продолжение тебя. Мой человечек, у которого возможно будут твои глаза. И ради него мне нужно продолжать жить. Несмотря ни на что. И я собираюсь, спускаюсь к машине, что ждёт меня внизу, чтобы попрощаться с тобой в последний раз.

А в машине вновь и вновь в голове один и тот же момент. Как меня выводят из здания, силой держат у машины. И я чувствую, что это неправильно, что-то не так. Но меня стальными тисками держат, не давая вернуться в дом. А затем из дома выходит Ефимцев, один. Идёт ко мне, качая головой в ответ на немой вопрос. И в следующую секунду его отбрасывает взрывом. И вот уже нет ничего. Одни обломки. Уже потом, Алексей расскажет мне, что он не успел. Что Маврин выстрелил первым. А в отчете суд. мед. эксперта я прочту, что единственное по чему возможно было определить труп, это слепок зубов. И всё, я тебя больше не увижу, никогда. Остаётся только помнить. И в голове наш последний разговор.

«— Нет, нет. Не оставляй меня, прошу тебя. Я больше не хочу тебя терять. Прошу…

— Верь мне Оксана.

— Мне страшно…

— Я знаю, но ты должна уйти.»

И словно предала тебя, бросила одного. Но я поверила. И я знаю, что ты отдал свою жизнь, взамен моей. Выкупил меня у смерти. И я не знаю любить тебя за это или ненавидеть. Но я не сдамся, Саша. Я справлюсь, и не будет любимее на свете ребёнка, чем наш. И он всегда будет знать о тебе. А я… Я разлюблю тебя завтра, обязательно. Чтобы не было так больно. Только не сегодня. Этот день только наш. Нашей любви и наших потерь. Я разлюблю тебя завтра… А сегодня… Сегодня я буду задыхаться от боли. Сегодня я буду мечтать, и бредить о тебе. Сегодня я буду желать тебя, моля Бога и Дьявола. И драть мерзлую землю с обезумевшим взглядом. Ловить обжигающий воздух, вперемешку с солеными слезами. И выть, зверея от ненависти. Сегодня я буду умирать вместе с тобой. А завтра жить для тебя. Ведь ты этого так хотел…

****************

И не было слёз. Просто стояла, не в силах оторвать себя от могилы. Мне казалось, что если я сейчас уйду, то разорву последнюю ниточку, что нас связывала. Казалось, что вот это всё наконец-то станет реальностью, а мне хотелось проснуться. Мне до безумия хотелось, чтобы это был сон. Очень реалистичный, цветной, от которого трудно дышать, но всё-таки сон. И вот когда я уйду отсюда, и начну жить обычной жизнью, то надежд уже не останется. Так и стояла, пока не почувствовала робкое прикосновение к плечу. Сложно представить, насколько человек полон надежд в такие моменты. Эти несколько секунд, пока ты поворачиваешь голову, и эта нелепая надежда, что это будет он. Что он скажет всё что угодно. Что это была ошибка, или что так нужно было для дела. Это было настолько неважно, что мне почти захотелось улыбнуться. Надежда и вера, это то, что поддерживает, но порой просто разрушает человека. Позади меня стоял Игорь. Он видимо опоздал, потому что я не видела его среди людей, что пришли проститься. Одет в черный костюм и пальто. В руках цветы. И глаза, полные боли и отчаянья. Так странно, что среди толпы людей лишь единицы чувствовали хотя бы сотую долю того, что чувствовала я. Игорь был среди них.

— Привет.

— Привет.

И молчим. Просто смотрим друг другу в глаза. И слова застревают в горле. Мне так много хочется ему сказать о своей боли, ведь он поймёт меня. И у нас немой диалог. Мы говорим глазами. О том, как нам жаль, о том, как его не хватает.

— Как ты? — спрашивает Игорь. Притягивает меня к себе, позволяя уткнуться в плечо.

И словно рухнули воздвигнутые мной стены. Я заплакала. Нет, не заплакала, а зарыдала. Вырвалось всё то, что я так крепко держала в себе. А Игорь лишь гладил по меня по волосам, позволяя выплакаться. Не знаю, сколько мы так стояли, пока он мягко не отстранил меня.

— Оксана, мне пора. Но знай, ты всегда можешь на меня положиться. И ещё. Саша предполагал, что подобное может случиться, поэтому кое-что оставил тебе. — Он передал мне большой белый конверт, который я не заметила сначала. Долго смотрел на меня, словно хотел что-то сказать. Потом вскинул взгляд куда-то вдаль и ушёл, так ничего и не сказав. А мне хотелось бежать за ним и вытрясти из него эти слова, словно какой-то пазл выпал из мозаики, и он унёс его с собой. Но он шёл так быстро, не оборачиваясь, словно бежал отсюда сам. Словно ему тоже нужно было время, чтобы прийти в себя. Нам всем это нужно. Но он мне тоже был нужен. Я была потеряна, я не знала, что мне делать и куда идти. А затем подошёл Паша. Просто взял меня за руку и повёл. Помог сесть в машину на заднее сидение и сел рядом. Водитель завёл машину, и мы выехали на трассу. Какое-то время ехали молча. Погружённая в свои мысли, в какой-то момент я всё же заметила на себе чей-то взгляд. В зеркало заднего вида на меня внимательно смотрел водитель. Хотя, по всей видимости, он не занимал эту должность. Слишком солидно одет. Дорогое пальто, белоснежные манжеты рубашки выглядывающие из-под него. На пальце массивная печатка с драгоценным камнем. И кисти руки совсем не рабочего, загорелые, ухоженные. На вид около шестидесяти, гладко выбрит, с длинными седыми волосами, зачесанными назад. Никогда его раньше не видела. Но разговаривать с ним не хотелось. Слишком пристально и внимательно он меня разглядывал. Я бы даже сказала оценивающе. И взгляд у него ледяной. Не злой, не презрительный, а какой-то расчетливый.

Он привёз нас к моему дому. Все вышли из машины, и он протянул мне руку.

— Эдгар Шварц. Я отец Павла, и давний друг семьи Шумиловых. Нам очень жаль, поверь. Хоть у нас и были… некоторые недомолвки в последнее время, но Саша для нас часть семьи. И мы всегда будем рады тебе помочь. Не стесняйся, и обращайся по любому поводу. — Затем запнулся на несколько секунд, и добавил. — Я оставлю вас, мне пора.

— Хорошо, отец, спасибо. — Отозвался Паша, и уже повернувшись ко мне, добавил. — Я побуду с тобой немного, хорошо?