Шрифт:
Так что Шифф и Свердлов, и не только они, Сталина недооценили. И не ожидали, что он обрушит очередные репрессии, в первую очередь, на самих репрессантов… Поэтому у народных масс были основания считать сталинскую «большую чистку» актом возмездия за страдания и убийства невинных сограждан.
17. Комиссар Яковлев. Екатеринбург
РАЗДАЛСЯ скрежет и визг тормозов. Казалось, поезд разваливается на ходу. Заржали испуганно лошади, полетели на пол незакрепленные вещи, послышался звон разбитого стекла. Загрохотал снарядный ящик, где-то упавший на пол.
– Что за черт! – вскочил с койки Яковлев.
Он рывком надел брюки и гимнастерку, натянул сапоги и столкнулся на пороге с матросом Гончарюком.
– Что там, Павел Митрофанович?
– Темно и непонятно, – ответил матрос. – Машинист дал команду «стоп-машина!»
– Почему?
– Говорит, нет пути.
– Что значит «нет пути»? Взорван?
– Семафор ему, вишь, не нравится. Другой хочет.
Они прошли на паровоз. Машинист и кочегар спокойно сидели на ящиках по разные стороны топки и, не торопясь, курили махру.
– А, вот и начальство! Не задержалось, – сказал машинист, открыл дверцу топки и бросил в огонь окурок.
– Почему стоим? – спросил Яковлев.
– Семафора нет, – вздохнул машинист.
– Куда же он девался? Неужели украли? – удивился Яковлев.
– Сам-то столб на месте. Но проезда нет, – пояснил машинист. – Нет сигнала.
– Рельсы-то на месте? – угрюмо поинтересовался Гончарюк.
– Вроде пока не растащили, – ответил ему машинист.
– Так, – задумался комиссар. – Но мы получили телеграфом подтверждение: путь свободен, нас ждут.
– Мне телеграф – не указ, – возразил машинист. – Мне – светофор! Сигнал – закон, нарушение – каторга. Не сдвинусь с места, пока не узнаем, что там, – заявил машинист. – Может, ловушка какая? Двинусь и – в лоб встречному. А если он тоже броневой? И потяжелее нашего?
– Но, – не согласился комиссар, – если кому-то вздумалось нам устроить крушение, то не лучше ли было оставить зеленый свет? Чтобы мы шли, ничего не подозревая, сразу в ловушку? Как вы считаете?
– Я ничего не считаю и считать не могу, – отрезал машинист. – Не по должности. Моё – вот! – он взялся за сверкающую медную ручку контроллера. – А вы решайте.
Яковлев высунулся в окошко, пытаясь что-нибудь разглядеть в кромешной тьме. Он открыл узкую дверцу из будки на смотровую площадку паровозного котла, поднял воротник кожаной куртки, вышел на площадку и осторожно двинулся вперед. Остановившись на передней площадке, снова долго всматривался в темноту. Луч прожектора пробивал густой туман, но света не прибавлял, только затруднял обзор. Внезапно налетел шквальный ветер и через минуту так же неожиданно стих. С неба обрушилась лавина лохматого мокрого снега и укутала весь поезд толстым белым слоем. Видимость исчезла совсем.
Комиссар вернулся в будку весь белый с ног до головы. Постояв несколько минут у раскаленной топочной дверцы, снял мокрую куртку и отряхнул черную кожаную фуражку с красной пятиконечной звездой.
– Иногда мелкие события способны вызвать крупные неприятности, – вполголоса, словно разговаривая с самим собой, произнес он. – Но бывает и наоборот: ерунда выглядит крупной гадостью, пока не проверишь сам. Разве не может семафор погаснуть оттого лишь, что в его фонаре закончился керосин?
– Ну, нет – никогда в жизни! – возразил машинист. – На это дело есть обходчик. Каждый день он…
– Обходчик! Где он, тот самый, ваш дисциплинированный обходчик… Может, его и в живых уже нет. А может, бросил все и пристал к какой-нибудь банде – их тут сотни. И сам теперь грабит поезда. И для этого портит семафоры. Надо послать дрезину!
– Да разве в такой темноте увидишь что? – засомневался машинист.
Звеня по железным ступенькам подкованными английскими ботинками, в будку поднялся Зенцов.
– А что ты скажешь? – спросил Яковлев.
– Да не знаю, дядя Константин, – пожал плечами парень.
– Вот таких, как ты, очень не любил генерал Суворов, – заметил комиссар.
– Меня-то за что? – удивился Зенцов.
– «Немогузнаек, – говорил Александр Васильевич, – терпеть в русской армии не желаю».
Вмешался машинист.
– Нельзя долго стоять, – сказал он озабоченно. – Этак в любую минуту получишь удар в хвост. Может, за нами идет поезд. Движение-то никто не контролирует.
– Надо сходить, глянуть, что там впереди, – предложил Зенцов.
– Теперь правильно мыслишь, юноша. Вот и сходи.