— Дядь Борь… то есть, простите, тащ сержант, а чего мы не окопы, а ячейки роем? Вроде ж говорили, надо окопы?

Мирошник досадливо поморщился: надо ж было попасть в одну роту с соседским пацаном! Вторые сутки одни вопросы! И ведь приписал себе год, стервец, ох, приписал! Нет ему восемнадцати, хорошо, если полных семнадцать исполнилось. Все они, пацаны, одинаковы — повоевать хочется, погеройствовать. А о будущем не думают. Кому после войны страну поднимать, детишек, заместо тех, что сейчас в землю навечно зароются, рожать? Глупые они, молодята, наивные…

В атаку румыны пошли, будто насмотревшись кинофильмы «Чапаев»: в полный рост и цепью. Подпустив их метров на триста, ударили из всех трех «Максимов» и двух ДП. Получилось неплохо: оккупанты откатились, оставив на поле с полста человек в смешных вытянутых касках и двурогих пилотках. Собирать трофеи не стали — противник, обозленный неудавшейся атакой, начал-таки швыряться минами, правда, не особенно прицельно. Кусты разрывов вставали то далеко впереди линии обороны, то, наоборот, где-то позади. Осколки, конечно, долетали, плюхаясь в высушенную солнцем глину и поднимая облачка пыли, но они были уже неопасны. Забившегося в угол ячейки Мирошника приложило по плечу покореженным хвостовиком румынской мины, но кроме болезненного удара никакого вреда это не принесло: чай, не прямое попадание, ага.

А потом наши провели обещанную артподготовку. Над головой нежно курлыкнул первый снаряд, и в полукилометре вздыбился могучий многометровый огненно-дымный фонтан разрыва. Затем еще один, и еще — пристрелка, корректируемая прибывшими перед самым началом румынской атаки корректировщиками с батареи, не то и вправду четыреста одиннадцатой, не то первой с Люстдорфа. Зато уж дальше пошло. Снаряды, словно нащупав слабину во вражеской обороне, ложились все более кучно, превращая перспективу в пыльно-дымное нечто, рассекаемое огненными всполохами взрывов. Распахнув рот и прикрыв руками уши, Мирошник с радостью вслушивался в эти содрогающие душу и землю удары: пятый… седьмой… двенадцатый… все. Отстрелялись морячки, теперь их черед повоевать.

— Осмотреться, доложить о потерях, — разнесся над рубежом обороны голос лейтенанта Кабанова, а за ним по цепочке репетовали бойцы. — К бою. Пулеметные позиции докладывают в первую очередь.

Бойцы тридцать первого полка пока еще не ставшей знаменитой Чапаевской дивизии выглядывали из оплывших от ударов тяжелых снарядов ячеек, вяло перекликались. Потерь не было — дальнобойщики положили свои смертоносные подарки без особого рассеивания, по-крайней мере, на их позиции ни одного стокилограммового «чемодана» не упало. Выкатили на позиции пулеметы и залегли, в несколько взмахов пехотных лопаток восстановив порушенные брустверы. Вторые номера «Максимов» сноровисто уложили патронные ленты; обслуга ДП приготовила сменные диски. Остальные бойцы выдували из винтовочных затворов рыжую пыль, раскладывали под руку запасные обоймы. Завешенные пылью и дымом румынские окопы пока молчали: мамалыжники отходили от последствий неожиданного артобстрела.

А затем раздалось такое знакомое любому, хоть раз попавшему под минометный обстрел, выворачивающее душу «П-П-И-И-И-У-У-У-У-У». Дожидаться, пока финальное «У-У-У-У-У» войдет в заключительную фазу и сменится гулким хлопком разрыва и утробным жужжанием разлетающихся осколков, Мирошник не стал, привычно падая на дно ячейки. Где-то рядом вздрогнула земля, сверху щедро сыпануло иссушенной летним зноем глиной. Ну, вот и снова здрасте, когда ж у них мины кончатся? Хотя, если товарищ комиссар не соврал, мины им итальянские фашисты поставляют, а значит, никогда. У тех большой запас имеется…

— Еще один есть, мужики! — высокий худой парень в застиранном крапчатом «бундесовском» камуфляже выглянул из раскопа, махнув рукой. — Похоже, захоронка, не в бою завалило. Гляньте, чего нашел, — на грязной ладони поисковика лежал оплывший лейтенантский «кубарь». — Офицер, видимо… ну, то есть, командир.

Поисковики, побросав инструмент, сгрудились вокруг раскопа. Не часто удавалось вот так, с ходу, определить принадлежность найденного бойца. Даже если и не удастся — что скорее всего — найти медальон, так хоть будет ясно, что не рядовой. Пусть и безымянный, но все ж…

Похоже, «крапчатый» не ошибся: это было именно захоронение, а не засыпанный взрывом красноармеец. Здоровенный, под два метра ростом, боец лежал, вытянувшись в могиле, руки вдоль туловища, ноги вытянуты… черепа, практически не осталось, лишь хорошо сохранившаяся нижняя челюсть и горсть впечатанных в глину осколков желтоватой кости: наверняка, человек погиб мгновенно, от пулевого или осколочного ранения в голову.

— Ребят, еще один! Этого вроде засыпало, сами посмотрите, — неожиданно раздался голос с дальнего крыла раскопа, и поисковики двинулись на зов. Найденный боец, вероятнее всего, и на самом деле погиб под завалом из вывороченной взрывом земли. Он лежал ничком, раскинув руки и поджав ноги в остатках истлевших почти до самых подошв солдатских ботинок. Затвердевший до хрупкости кожаный ремень нелепо топорщился над желтыми костями таза, все еще выдерживая тяжесть вросших в глину подсумков, полных нерастраченных винтовочных патронов. Рядом нашлись несколько проржавевших дисков от пулемета Дегтярева и пустая коробка, на поверхности которой неведомым образом даже сохранились остатки зеленой краски. Пулеметчик. Хотя, конечно, не факт: могли и румыны после взятия рубежа сбросить расстрелянные диски в первый попавшийся окоп, бывало и такое. Или местные жители, которых «победители» массово сгоняли закапывать погибших…

Поднимали ребят до самой темноты: ни у кого из поисковиков не возникло мысли отправиться в лагерь засветло. Усталость давала о себе знать, но было и еще что-то; нечто, что, собственно, и влекло их каждый год на Вахту Памяти…

На этот раз румыны не стали переть напролом. Атаковали грамотно, по всему рубежу, когда нужно падая и укрываясь в воронках и складках местности. Пулеметчики патронов не жалели, но огонь четырех стволов — один из «Максимов» все-таки накрыло прямым попаданием — не мог удержать всех нападавших. Пехотинцы тоже старались вовсю, неистово передергивая затворы винтовок и матерясь, на чем свет стоял, если клинило или «утыкался» патрон. Противника остановили только метрах в ста. Да и то не факт, что именно остановили — возможно, вражеское командование просто приняло решение прекратить атаку, не доводя до рукопашной, в которой у защитников было бы явное преимущество. Случались уже, знаете ли, прецеденты, после которых румыны всерьез задумались о превосходстве грамотно заточенных малых пехотных лопаток над штатным винтовочным штыком…