Данил пересек порог кабинета. Взгляд зацепился за фигуру отца, занявшего небольшой диван в самом углу у окна. Молодой человек видел, как Арканов-старший собирался встать ему навстречу. Но был тут же остановлен колким взглядом жены.

Амалия Павловна восседала в своем излюбленном кресле. Ее левая ладонь покоилась на подлокотнике, пальцы с массивными кольцами методично, точно в нетерпении, постукивали по дорогой мебельной обивке. Правая рука мертвой хваткой держала набалдашник дорогой трости, без которой родительница не ступала и шага. А взгляд грозил испепелить младшего сына на расстоянии.

Возможно, еще несколько лет назад, Данил и испугался бы, потупил бы взор, извинился за все деяния, даже те, что не успел сотворить.

Но не сегодня.

Сегодня он и сам был в бешенстве. И мысленно порадовался, что лимит его терпения уже иссяк. Или вот-вот иссякнет.

– Здравствуй, мама? – первым заговорил Данил.

Он не собирался садиться на предназначенный для него стул, оставленный на середине комнаты. Точно для подсудимого в зале суда. Нет. Он устроился на диване справа от матери. И прекрасно знал, что та будет злиться еще больше, поскольку придется поворачиваться каждый раз, обращаясь к сыну. А Амалия Павловна всегда смотрела на собеседника, тем более, в такие моменты.

– Не паясничай, Даниил! – одернула Дана Амалия Павловна и жестко добавила: – Я требую объяснений!

– Спасибо, мама, я прекрасно долетел, - продолжал Данил, словно не замечал взбешенных глаз родительницы. – Кормили сносно. Посадка была мягкой.

Трость с гулким стуком опустилась на пол. Амалия прищурилась, требуя сына умолкнуть. И Данил решил позволить матери вести. Тем более, скорее всего, она тщательно продумала и отрепетировала речь.

– Вечером Анатоль сообщил, что наш сын оказался в клинике! – надменно начала излагать мысли Арканова. – А утром к нам на порог явился адвокат с новостями о том, что дом выставлен на торги! Как это понимать, Даниил?

– Не пойму, мама, что больше тебя расстроило: драгоценный Толик, оказавшийся в больнице, или перспектива остаться без крыши над головой? – Данил вздернул бровь вверх, словно действительно размышлял над этим вопросом.

– Мы поставили тебя во главе семейного бизнеса, чтобы ты выполнил свой долг! – Амалия Павловна позволила себе повысить голос, и Данил едва заметно улыбнулся. – Мы сделали выбор в твою пользу, чтобы ты….

– Не вы, а дед, - невозмутимо перебил Данил родительницу. – И отец. Потому что они горбатились во благо семейного дела. А не ты, мама.

– Чтобы ты, - не обращая внимания на реплику сына, продолжила, чуть подавшись вперед, Амалия Павловна: - преумножил капиталы семьи. И я не потерплю от тебя наплевательского отношения к нам! Я требую от тебя действий! Ты обязан, слышишь, Даниил? Подчеркиваю! Ты обязан помочь Анатолию вывести «АркадуПлюс» на прежний уровень! Наша фирма не будет принадлежать проходимцу из трущоб, возомнившему себя повелителем города! Кто он такой, этот Бессонов?!

Дан взглянул на отца. Ему не верилось, что родители не удосужились узнать, кем именно была развалена их хваленая фирма. Но отец сидел, почти неподвижно, молчаливо, смотрел, будто сквозь Данила. И только едва заметно морщился, когда голос матери становился громче и визгливее.

Но ошибки быть не может. Родители, действительно, не догадывались о роли Данила в падении их империи.

– Что еще ты требуешь от меня? – спокойно спросил Данил.

– Ты должен извиниться перед Анатолием, - кажется, мать поймала волну и приступила к перечислению списка, составленного специально для него, скорее всего, минувшей ночью: - Мальчик не виноват ни в чем. Он поддался минутной слабости. Не более. Он всего лишь человек.

– Минутная слабость – это наркозависимость? – хмыкнул Данил, глядя матери в глаза.

– Он не зависим! Не пори чушь! – вскрикнула мать, синхронно ударяя тростью об пол. – Мы перешагнем через эту проблему. А ты…

– А что я? – хмыкнул Данил, отвечая матери не менее колким взглядом. – Тоже перешагну через это? Через что конкретно? Прощу предательство брата? Прощу то, что он убил моего ребенка? Пытался закопать меня? Дважды подстраивал покушение на мою жизнь? Нанимал каких-то отморозков, чтобы те побеседовали со мной? Что именно мне нужно «проглотить» от родного брата и за что сказать «спасибо»? А, мама?

– Не приплетай сюда свою потаскуху! – надменно проговорила Амалия Павловна. – На ней клейма негде ставить! Я бы, на твоем месте, глубоко задумалась, а твой ли ребенок был. Да и был ли вообще!

Данил не знал, что может хотеть причинить физическую боль женщине. Тем более, собственной матери. Но он хотел.

– Не смей ее трогать! – холодно рявкнул Данил. – Никогда даже не говори о ней!

Данил знал, что именно видит сейчас мать. Как бы жестко не разговаривал он с ней. Как бы громко не орал. Она видит страх за любимого человека. И упивается им. Понимает, что давить можно и нужно именно на эту рану.