– Я долго размышлял над твоими вчерашними словами. Про честь и службу. Служба в Канцелярии мне весьма нравится, и жалование в триста золотых тоже. И я его заслужил. Не поверишь, но я каждый день снова как на войне. И в миру идет война, но более подлая и неблагодарная.

– Верю, Аргус. Очень верю.

– Я не люблю проигрывать, – хмурясь и глядя исподлобья, говорил третий посыльный канцлера. – Я хотел сказать, что раздумывал вчера и понял, что могу выбрать службу, а не честь. Даже более – я должен выбрать службу.

– Твое право… – вздохнул Рагнер. – И не мне учить кого-то чести, но… Ладно, – натянуто улыбнулся он. – Поступай – как знаешь. Жду тебя сегодня. Как освободишься – сразу ко мне, в Малый дворец.

И они разъехались – Аргус погнал быстрой рысью своего темно-буланого скакуна по набережной вдоль моря, а Рагнер и его охранители неспешно свернули на еловую аллею, дорогу Славы или Позора.

***

Рагнер любил дядю, но не любил бывать среди его знатных придворных, ненавидел скучные церемонные трапезы в Большой обеденной зале Лодольца, не разумел аллегорических речей светских дам и избегал раскланиваться с теми, кого едва знал. Зато Лодэтский Дьявол будто так и норовил поссориться с кем-нибудь, ведь к мирной жизни не привык, а привык воевать. Он дерзил не к месту, раздражал насмешками над уставом прочих рыцарей и заслужил своими «подвигами» столь мрачную славу, что при появлении его черной фигуры чаще всего воцарялось гнетущее молчание. Словом, Ортвин I с пониманием (даже радостью) отнесся к желанию племянника погостить у него, лодэтского короля, в тиши и быть вдали от двора.

Рагнеру отвели покои в южном крыле, на самом верхнем этаже Малого дворца и с самого его края; попасть туда из вестибюля можно было по самой дальней лестнице. Зато господские залы убрали с королевской пышностью: фиалково-синие шторы, пурпурные и собольи покрывала, золоченые подсвечники и расписная посуда. Из гостиной две двери вели в спальни – правую, с видом на парк и пруд, Рагнер отдал Соолме, а сам занял левую, более холодную, с видом на море. Три больших окна гостиной показывали красную тюрьму Вёофрц, крепость Ксансё и кусочек Мягкого края. В прочих четырех спальнях жили охранители – всего двенадцать воинов. И так как Рагнер не ходил трапезничать в обеденные залы дворцов, то сам должен был заботиться о питании своей «свиты». Вернее, об этом позаботился Аргус. Зайдя к другу днем, он достал бумагу и нудновато прочитал вслух:

– Герцогу Раннору ежедневно полагается такой стол: четыре пшеничные булочки, четыре буханки серого хлеба, двенадцать лепешек, две курицы или два кролика, или шесть рыбин, тяжелого мяса на вес двух тысяч сербров, горшок похлебки, кувшин красного вина и два кувшина ягодного вина.

– А десерт да пироги? – удивился Рагнер.

– О сладеньком заботься сам… – положил Аргус бумагу на квадратный столик, уже щедро заполненный яствами. – Такое питание тебе будут приносить ежедневно к обеду, пока ты гостишь у короля.

– За девять сотен рон мог бы мой дядюшка и кусок пирога мне дать! Всё же он жадина… – посмеивался Рагнер, кусая кремовое пирожное.

Еще поутру он распорядился купить в Ордрхоне хлебов, копченого мяса и, конечно, белого куренного вина, ведь собирался напиться. На широком закусочном столике даже лежали апельсины из оранжереи Малого дворца. Две скамьи поставили у стола буквой «Г», и на одной из них развалился Рагнер, на другой – Лорко, одетый в свой зеленый, что зеленее зеленой зелени камзол.

– Раз закончал, садися, а? – поднял чарку Лорко. – Давай жа, да?

Аргус сел рядом с ним и, пока наполнял свою чашу ягодным вином, какое предпочитал прочим винам, серьезно проговорил:

– Я еще на службе, Лорко. Закончу лишь через двенадцать минут – тогда же вас оставлю. Если бы я знал раньше… Но меня сегодня ждут на обед в городе самое позднее к трем часам и двум триадам часа. Не хочу опаздывать…

– Еще и трех нет! – удивился Рагнер. – Задержись хоть на триаду часа.

– Мне надо привести себя в порядок…– улыбнулся своими чувственными губами Аргус.

– Дама!

– Ну… Я бы выпил за любовь, – поднял он чашу.

– А я нет, – нахмурился Рагнер.

– А я – да! – чокнулся Лорко своей чаркой с чашей Аргуса.

– Тоже мне друзья и братья, – проворчал Рагнер, глядя, как они пьют. – Айада, – погладил он собаку, лежавшую рядом, у боковины его скамьи. – Одна ты знаешь, что такое преданность и верность! Ладно, – поднялся он на ноги. – Сейчас будет то, ради чего мы все собрались…

Он зашел в свою спальню, погремел железом, отпирая и запирая навесные замки с кованого ларца, а после вернулся с холщевым мешком и опустил его на скамью рядом с Лорко.

– Открывай. Твоя доля выкупа, рыжий гном.

– Поржать, чё ли, надо мнаю удумал, а? – говорил Лорко, развязывая веревку мешка. – Камнёв небояся наклал… Я жа не дурааак, – достал он из мешка небольшой глиняный горшок с золотыми слитками. – Горшочак золоту! – нежно прижал он к груди горшок. – Моёйнай! Моёёё золоту…

– За нового гнома-богача, – опускаясь на скамью, сказал Рагнер и поднял чарку.

Лорко не сразу его понял. Бледный, испуганный, он сидел, обняв горшок, и озирался, думая, куда б его припрятать. Аргус в это время наполнил куренным вином чарку Лорко.