Маргарита с удивлением разглядела посеревшие от времени створы среди глухих серых стен. Только волны стучались во врата монастыря и бились о его унылую ограду, похожую на лохмотья нищенки. А вокруг этой скупой, убогой серости простиралась роскошная синева моря, жизнерадостно золотело солнце, уносилась ввысь бескрайняя даль голубых небес…

– Ближе к вечеру начнется отлив и покажется причал, – пояснил Эккварт. – Лодки доставят сюда тех, кто желает высказать почтение нашей святой. Правда, врата монастыря отворяют тогда, когда пристань снова скрывают волны и ноги молельщиц уже оказываются в воде – зато это очищает их от скверны.

– И много таких молельщиц? – усомнилась Маргарита. – Страшно как! А вдруг врата откроют слишком поздно?.. Никто еще перед ними не тонул?

– Вроде бы такого еще не случалось… А летом, перед закатом, причал всегда переполнен. Даже воздух этого святого места необычайно целителен.

– Желаешь очистить себя от всех грехов? – улыбаясь, ехидно спросил Маргариту Рагнер. – Только представь: темная ночь, – зловеще шептал он, – рядом с тобой молчаливые тени, нет ни одной лодки поблизости, вода уже подступила к носу, а врата всё еще закрыты… И лучше всего приволочь тебя сюда зимой: летом любая сможет потерпеть и не заголосить.

– Не думаю, что я столь грешна!

– А я не отказалась бы посетить эту святую обитель… – подала голос Марлена. – От всех-всех недугов исцеляет слеза мученицы?

– Насколько я знаю… – пожал плечами Эккварт. – Вам, госпожа Махнгафасс, следует поговорить со сведущим человеком и точно не слушать страшилок Рагнера. Любой священник в Лодэнии подробно расскажет вам о порядках этого монастыря и о чудотворных слезах Святой Варвары.

Марлена заметно повеселела: нежданно-негаданно Лодэния вернула ей надежду на чудо – на исцеление от бесплодия. А Маргарита, вспомнив, что в этот мрачный монастырь дядя Рагнера заточил свою первую супругу, почувствовала непонятную тревогу. Когда черные шатры исчезли из вида, она с облегчением выдохнула. На острове Дёронс меж тем показалось поселение с нарядными деревянными домами и добротными каменными постройками.

– Это город Оарос, – сказал Эккварт. – Он лежит между двух монастырей и основан Экклесией для их нужд. Здесь есть дом младенцев, сиротские приюты, детские и отроческие дома трудолюбия, опекаемые гильдиями Брослоса, и монастырские школы. Как я уже говорил, раньше эти места интересовали лишь странников, священников и монахинь. До Тридцатилетней войны столица нашего королевства находилась на юге Тидии, в городе Нолндосе. О, я мог бы бесконечно описывать красоты того края, Сумюодца, плодородность его земель, пышность лесов и богатство прежней столицы. Но именно там шли самые кровавые бои. Не меньше пятнадцати раз Нолндос переходил под власть то одного рода, то другого, пока его полностью не спалили. Жители бежали оттуда, священники тоже. Епископство в те годы войны переместилось на остров Роранс, в монастырь Святого Ромзольда, какой уже виден справа. Это крупнейший монастырь Лодэнии, а весь остров подарили Святой Земле Меридиан. Монахи сами выращивают ячмень и овощи, собирают полезные коренья, травы и ягоды, разводят коз.

Эккварт говорил о едва заметных на горизонте холмах, к каким направилась «Хлодия». Вскоре из голубой дымки проступили очертания острых крыш и шпилей, будто парящих над облаками. Еще минут через девять облака над морем позеленели и превратились в пышные лиственные кроны, показались редкие избы на берегу и огороды. Если женский монастырь напоминал суровую тюрьму, то этот остров казался прибежищем для вольниц.

– Здесь столь мило… – удивленно произнесла Маргарита. – Женщин на острове нет вовсе? Монахинь хотя бы?

– Нет, – улыбнувшись, помотал головой Эккварт. – Но в монастыре живут не только монахи – еще там есть семинария… А деревни, что вы видите, окольцовывают остров… В них свободно обитают прокаженные. Страх перед ними защищает остров лучше любых стражей или пушек.

– Даже я не дерзнул бы вступить на земли проклятых, – подтвердил Рагнер. – Хитрецы эти монахи… А ты что скажешь, Магнус?

– Скажу что это и правда очень умно, – скупо ответил бывший священник. – А еще богоугодно: несчастных изгоев никто не держит взаперти.

– Монахи ничуть не боятся? – не отставал от него Рагнер. – Почему? Это же жутко… подхватить змеиную болезнь и гнить заживо? Аэа, – передернуло его.

– Монахам страдание в радость: они думают о душе, а не о плоти. В часы испытаний, в разгар чумы или разгул иных язв, одни погибнут, вторые пребудут во здравии, а третьи исцелятся. Воля Божия, помнишь?

Тем не менее все дамы начертили на груди как оберег большим пальцем крестик. Даже Соолма перекрестилась. Рагнер этого делать не стал, поскольку стыдился явить страх. Магнус тоже не отметил грудь святым знаком, но по иной причине: он единственный на «Хлодии» не боялся проказы, ведь ранее ему доводилось общаться с «проклятыми». Эккварт, подумав, перекрестил грудь последним.

Из-за поселений прокаженных близко к острову Роранс «Хлодия» не подошла. Монастырь Святого Ромзольда остался для орензчан загадочными шпилями, лентами стен и углами острых крыш, таящимися среди густой листвы. Однако и такой вид убедительно поведал о его великолепии.

– Уже после Тридцатилетней войны, – продолжал рассказ Эккварт, – в двенадцатом году, тридцать девятого цикла лет, так как от Нолндоса остались руины, а епископ жил в монастыре Святого Ромзольда, батюшке и его первой супруге пришлось венчаться на царство в этих окрестностях, в ближайшем городе с достойным храмом – в Лидоросе. Так Лидорос стал новой столицей и по сей день не утратил этого звания, как и Нолндос. Но время было неспокойное, Нолндос далеко, а Лидорос принадлежит герцогам Хамтвирам.