Маргарита вскрикнула, села на постели, спиной к вошедшей старухе, и стала спешно заправлять свои груди в платье, а Рагнер спрыгнул с кровати и, задвинув занавес, спрятал Маргариту.

– Бабуля! – возмущенно сказал он. – Постучаться ты, разумеется, не могла!

– А что нового я увижу?! – громко заговорила королева по-лодэтски. – Я не девица: семерых родила, и весь твой горошек повидала тоже.

– У меня уже давно не горошек, – тише произнес Рагнер.

– Вот и пришла глянуть, а то не верю! Ведешь себя как глупое дитя! Сбежал с собственного свадебного пиршества, а сейчас какую-то бабу в свой дом приволок! Ты же не жену позоришь, а себя, дурак!

– А мне к позору не привыкать!

Прежде чем старуха ответила, Рагнер обнял ее так же, как до этого Мирану, покружил и расцеловал в щеки.

– Бабулечка моя, как же я скучал!

– Ну какой же ты дурак! – с любовью и грустью произнесла королева Маргрэта. – Кто она? – указала старуха на занавес.

Рагнер молча подошел к изумрудной завесе, заглянул внутрь – Маргарита сидела на краю кровати. Она поправила платье, а волосы завязала узлом на затылке и набросила на них платок. Через пару мгновений, Рагнер вывел свою избранницу из-за занавеса, держа за плечо, как жену.

– Это моя бабуля, – представил он королеву. – А вот моя возлюбленная, баронесса Маргарита Нолаонт, вдова.

– Весьма красивая, – только и ответила старуха.

Решив, что это хороший знак, «весьма красивая» решила заговорить и начала с давно заготовленной остроты.

– Ваше Величество, меня не только зовут, как вас, но еще я из Орензы, а вы – из Орзении.

– О Боже! – раздраженно выдохнула старуха и перешла на лодэтский. – Она еще и дура! Рагнер, ты ведь ей назло, да? Баронесса?!

– Да какое «назло»! – разозлился Рагнер. – Мне, по-твоему, любить, что ли, нельзя?! Она – дура, я – дурак, – мы друг другу подходим! Всё! Разговор окончен! Зачем пришла?

Королева пожевала губами.

– Это вопиюще негодно, – раздраженно произнесла она. – Она должна жить в женской половине дома. Дамы не посещают мужских покоев, вдовы они или нет. Единое, если они шлюхи. Посадишь любимую бабушку за один стол со шлюхой?

– Ладно тебе… – уже успокоился Рагнер. – Можно подумать, в первый раз тебе со шл… Да и вовсе она не такая. И тебе-то всего полтриады меня надо будет потерпеть. Ко второй нове я должен быть в Ларгосе.

Королева Маргрэта еще раз пожевала губами.

– Сходи к жене. Ее стенания мне даже через стенку слышны – уши вянут…

– Ну да, довольной должна быть только ты одна.

Они препирались еще пару минут. Маргарита не понимала лодэтской речи, однако прекрасно догадывалась о сути ссоры. Когда королева вновь обратилась к ней, девушка была готова услышать какое-нибудь оскорбление, но всё оказалось еще хуже.

– Предлагаю не продолжать общения, Ваша Милость, – ровным голосом сказала старуха. – Ни в гостиной перед обедом, ни за столом, ни сегодня, ни в прочие дни. Мне это не нужно, и вам не нужно.

Это был конец, приговор, рубящий удар меча по шее, – королева навсегда вычеркнула Маргариту из списка желанных лиц и заранее изгнала ее из рода Раннор. Расстроенная девушка смотрела в серые, стальные глаза, – и вдруг ей показалось, что в белом трауре и при короне стоит Сама Несса Моллак, изменившая лицо и цвет глаз, но не нрав: Несса Моллак, никогда не менявшая порядки в своем королевстве.

Когда старая королева ушла, Маргарита с несчастным лицом села на ступени подиума.

– Плачешь? – запирая дверь, спросил ее Рагнер.

– Едва держусь.

Рагнер присел напротив нее, обнял – стал страстно целовать, задирая ей юбку и отыскивая на ее правом боку завязку трусиков.

– Рагнер, я не хочу, – отворачивалась девушка. – Я правда едва не плачу.

– Мы скоро уедем туда, где будем только ты и только я, – прошептал он, глядя в ее зеленые глазищи. – «Они все ненастоящие», – вот так себе скажи. Есть только ты и только я. И скоро будет еще кто-то, – улыбнулся он, погладив ее живот. – А бабуля – старая дама со старыми взглядами. Много ли ей осталось? Не обижайся на нее, превелико тебя прошу.

Возразить Рагнер Маргарите не дал – жадно поцеловал ее губы и продолжил освобождать ее от белья. Вскоре она ответила ему столь же горячей страстью. Предаваясь любви на жестких ступенях подиума, а не пуховой перине, Маргарита крепко обнимала Рагнера руками и обвивала его ногами, будто хотела глубже в нем пропасть, будто хотела утопить в чувственной близости все размолвки – и нынешние, и будущие. После того как жар схлынул, она, лежа на полу, придавленная весом своего мужчины, в измятом платье и с взлохмаченными волосами, ощущала себя выдранной кошкой – и, одновременно, так ей было хорошо!