Маркус присел возле щенка, вытянул из пасти обшлаг и присвистнул, оценивая масштаб ущерба.

— М-да, он явно перестарался. А знаешь, — глянув лукаво из-под ресниц, брюнет переместился ко мне, — это знак.

— Какой знак? — поинтересовалась, прикидывая, что одной чашки, чтобы успокоить сегодня нервы явно маловато.

— Тебе стоит подать в отставку, — припечатал Ластер. — Он испортил всю форму. И как добрался, интересно?

— А тебе занять мое место? — равнодушно поинтересовалась, заваривая чай и для наглого полковника. И даже трех ложек сахара не пожалела.

— Теперь я могу адекватно оценить произошедшее и понимаю, что на должность Главы Сектора не гожусь. — Маркус уже сидел, устроившись напротив меня.

Я удивленно вскинула бровь, едва не пролив чай на сидящего Ластера. Он успел придержать мою руку.

— Ты серьезно?

— Вполне. В том, что произошло только моя вина. Не один год сектор на мне, а я не видел, что твориться под самым носом. Решил, что контрабандисты главная проблема Элизия, возглавил их и расслабился. Забыл о внешних врагах, странности списывал на войну. А вопросы по базе вообще важными не считал и не вникал. Вариэль имел полный карт-бланш. На моей базе создавал чудовищ. А я даже глядя на них в упор, этого не видел. Моим адъютантом был враг-караг, а я подумывал открыть ему свой код доступа. Всегда такой исполнительный, предупредительный, когда переберешь с алкоголем и лень самому отправлять отчеты и доводить приказы, и хочется спихнуть на кого-то эту тягомотину, — Ластер взял из моих рук чашку и выхлебал в три глотка. — В оправдание могу сказать, я сюда не рвался. И в душе всегда ненавидел и эту службу, и эту дыру.

— Но ты отлично управляешься с местным сбродом, падким до наживы, — неловко попыталась подбодрить полковника, удивляясь его самокритике. — Они боготворят тебя!

— Такой себе комплимент, — скептически хмыкнул в ответ, отбирая мою чашку и выпивая залпом. — Это не оправдывает моих промахов. Ты все вычислила сразу, как только появилась на базе.

С этим было трудно спорить. Он, конечно, был предвзят к себе. Ведь все недочеты появились не в один день, накапливались постепенно. В любом случае из нас никто не святой, и Маркуса нужно поддержать.

— Ты отличный напарник в бою. Мы же прекрасно сработались и размазали тех двоих, — нашла еще повод его похвалить.

— Вот, Вики, — он поднял палец и наставил на меня, — ты уловила суть. В паре мы идеальны.

Я кивнула, соглашаясь с его доводом. Он как будто только этого ждал, опустился на пол на одно колено, достал из кармана черную коробочку, открыл, протягивая мне и с чувством произнес:

— Витори Ристаль, будь моей женой, — голос чуть дрогнул, произнося это. — Обещаю, что до конца моих дней ты и только ты будешь в моем сердце.

Я приросла к креслу не в силах пошевелиться и вымолвить слово, замечая, как поджались губы и закаменели скулы у брюнета, предвидящего в моем молчании отказ. Я почти собралась с духом ответить, когда шорох на полу, разрядил нервный для обоих момент. Щенок решил поучаствовать в важном моменте зарождения новой семьи и шлепнулся на толстую попу рядом с коленопреклоненным, в этот момент прекрасным как принц из сказки, Маркусом. Малыш чихнул, и изо рта вывалился пожеванный серебристый эполет от парадного кителя. Судьба дала мне довольно странный знак. Ситуация была комичной. Я отвернулась, чтобы не портить момент улыбкой.

— Я попробую, — накрыла пальцами закаменевшую, холодную как лед руку, держащую кольцо. — Ты должен знать, что баронесса из меня никакая. Я не светская дама и не умею себя вести, как положено. И я не уверена, что смогу подарить тебе наследника. И…

Маркус резко поднялся, притянул меня к себе, обнял и жарко прошептал, касаясь губами:

— Вики, главное ты согласна. Все остальное преодолеем.

Я хотела сказать, что не уверенна в своих чувствах. Да и Маркус мне до этого момента в любви не признавался. Но смолчала, спросив о другом.

— Почему Маркус, разве ты меня… Ты ко мне…

— Вики, там, на Терре, когда я не верил, что выберусь, я постоянно возвращался мыслями к тебе. Я тогда все понял для себя и решил… — он замолчал, подбирая слова. — Красиво сказать, у меня не получилось. Я не идеал девичьих грез — Берге.

Мужчина напрягся, мышцы на руках закаменели, прижав меня крепче с явным собственническим инстинктом.

Неужели ревнует к Ронану?! Неожиданно и приятно! Понимаю, что неправильно, но приятно! Так же как нежится в чужой ласке и любви. Я столько лет выжигала себя изнутри неразделенным чувством к мужчине, что сейчас до дрожи захотелось чужого обожания и заботы, почувствовать себя любимой и желанной. А в идеале — единственной. Понимала, что любви, такой как когда-то к Ронану, к Маркусу не испытываю, и обманываю его и себя. Может ведь и не слюбиться. Но новые мысли, ощущения и эгоистичные желания желанной женщины, впервые почувствовавшей себя таковой, будоражили кровь и толкали на безрассудное согласие. Я чувствовала себя Евой, которой райский змий искуситель нашептывал поддаться желанию и вкусить того, в чем мне отказывал Ронан, в чем я отказывала себе сама.

— Маркус, я тоже далека от любого идеала… — сделала последнюю слабую попытку удержаться и удержать мужчину.

Мои слова прервал поцелуй, страстный, горячий и жадный, сказавший больше любых слов.

* * *

Год спустя.

— Ты такая красивая, доченька, — мама всхлипнула, сняв невесомую пушинку с моего плеча. — Даже не вериться, что моя малышка выходит замуж.

У двери хмыкнула Эшли, нарядившаяся в любимое сиреневое, картинно закатила глаза и с язвительной усмешкой добавила: