Можно было рассказать всю правду, как есть, но что-то останавливает меня, а именно мысль, что Руслан не мог причинить вреда моему брату. Одно дело курить травку и другие легкие наркотики, а другое — убить человека. Нет, уж в это я точно не могу поверить. А если во всем виноват Хмуренко? Но если рассуждать логически, то Дима никак не мог с ним взаимодействовать. Он избил Руслана, но не пошел же он к Хмуренко? Сомневаюсь. Конечно, мой брат иногда был слишком безрассудным, но и не думаю, что он хотел просто так умереть, от рук грязных ублюдков.

— Понятно. А говорил ли он, где произошла драка?

Я отрицательно мотаю головой.

— Что ж, еще раз соболезную… Мы попробуем поработать над этой версией и найти тех ребят, что напали на Диму. Мы будем работать. Нужно только время.

Сергей Александрович пожал отцу руку, кивнул мне и покинул нас. Когда он сел в свой автомобиль и тронулся, я злостно заговорила:

— Что-то я мало верю в его слова. Когда милиция усердно работала?

— Майя, перестань. Этот следователь весьма опытный. Не стоит недооценивать нашу милицию. — Отец вздохнул, снова поправил очки и поплеся в дом, успокаивать маму.

Я горько усмехнулась, продолжая стоять на месте, оглядывая одинокое пространство питомника. Пустые открытые клетки, клочки шерсти, которые небрежно тормошит ветер. Мне стало так одиноко и страшно, при взгляде на то, что осталось от животных. Даже если предположить, что целью убийцы были именно они, а мой брат лишь не вовремя вышел из дома, то у меня все равно не укладывается в голове, каким жестоким человеком нужно быть, чтобы так обойтись с собаками? Что уж там, это чудовище, а не человек. Самое настоящее чудовище, в равной степени не обладающее сочувствием ни к людям, ни к животным.

В день похорон пошел первый снег. Земля медленно, но верно покрывалась белой пеленой, отчего, казалось, наступила самая настоящая зимняя погода. Но до календарной зимы оставалось еще чуть меньше недели. Последние пару лет в нашей стране снег не объявлялся даже на Новый год, лишь задолго после, а тут… Неужели небесная канцелярия решила сделать землянам подарок?

— Май, садись завтракать, — позвала мама. — Нам нужно набраться сил перед… — ее голос дрогнул, прежде чем она смогла договорить: — перед похоронами.

Я стояла посреди гостиной, уставившись на почти пустую бутылку виски, расположившуюся на краю журнального столика, и любимое кресло отца, которое хранило еще тепло сидящего в нем человека. В последнее время он только и утешал себя, заливаясь содержимым бутылки. А сейчас и вовсе куда-то ушел.

Скорее бы пережить весь этот ужас.

— Мам, как ты можешь думать о каком-то завтраке? — почти шепотом произнесла я, не отрывая взгляда от полупустой бутылки.

— Я, — снова сдерживая слезы, произнесла из кухни измученная и уставшая женщина. — Я всего лишь стараюсь для всех нас…

И тут она разрыдалась, отчего я, наконец, оторвав задумчивый взгляд от бутылки, подбежала к ней, пытаясь крепко-крепко обнять, но не удержалась и сама расплакалась, предвидя совсем скорое прощание с братом.

Сильная и черствая? Но почему же проклятые слезы так и рвутся наружу?

***

Кладбище «Воскресенское».

Вырытая яма, в которой, кажется, нет дна.

Ледяной мраморный памятник, на котором выгравировано полное имя, даты жизни и смерти, и последние слова близких: любимый сын и лучший брат…

Возле бездонной ямы и насыпанной вокруг нее мерзлой земли, стоит гроб. Вот он, братик. Спит. На белый, как снег лоб опустились каштановые волосы, которые он каждый раз любил поправлять, от того, что они надоедливо лезли ему в глаза, и которые сейчас тревожит непослушный ветер. Руки сложены на груди, образуя крест. Черный дорогой костюм, который он надевал лишь в ответственные моменты.

Такой красивый.

На похороны пришли лишь самые близкие люди. Тетя Алена, единственный настоящий друг брата Денис, и соответственно мы. В университете пока никто не знал, что Димы больше нет, кроме руководства. Мы не хотели делать из нашей трагедии увеселительное мероприятие, приглашая проводить в последний путь брата кучу ненужных людей. И так понятно, что искреннюю боль от потери испытывают лишь самые родные.

— Не могу поверить в то, что происходит. — Проговорил Денис, стоящий рядом со мной, чуть поодаль от родителей.

Мы оба смотрим на Диму и пытаемся привыкнуть к тому, что видим его последний раз. Через несколько минут рабочие надвинут на гроб тяжелую крышку, приколотят ее гвоздями, и опустят деревянную коробку в бездонную яму. Черт возьми, почему все это происходит с нами?

— Ты в порядке? — спросил теперь уже и мой друг, дотрагиваясь до моей руки. Его изящные кисти в кожаных черных перчатках, отчего я почувствовала лишь холод от прикосновения.