— Майя, — проговорила она, как бы вспоминая.

Ее взгляд устремился куда-то вдаль, будто за моей спиной кто-то держал табличку с ответом на вопрос. А когда она снова посмотрела на меня, в ее глазах читалось смутное, но узнавание. Губы Ярославы едва дрогнули; она тяжело вздохнула, затем опустила взгляд на землю.

Я думала, что она начнет кричать, биться в истерике, прогонять меня, когда поймет, кто к ней пришел, но она всего лишь молчала. И знаете, в тот момент мне показалось, что лучше бы она так и сделала, потому что угнетающее молчание активировало во мне и без того не дремлющую совесть, и я почувствовала на себе весь груз вины, давящей на сердце. Причем вины не отдельно взятого человека, а всего человечества в целом. Странное ощущение.

— Как… Дима поживает? — спокойно, без каких-либо негативных эмоций заговорила девушка.

Ее слова будто резанули меня по груди, оставляя жгучую полоску. Я была почти уверена, что девушка все это время ждала, когда к ней приедет мой брат, спросит, как ее здоровье, поговорит с ней немного о чем-нибудь… попросит прощение.

От осознания всех страданий и несбывшегося ожидания девушки, мне стало так горько и тошно, как не было до этого никогда. К горлу подкатила тошнота, скрутило живот. Я сама была готова вот-вот грохнуться в обморок и занять свободное место в этой клинике.

— Ярослава… — начала было я, но запнулась. — Ярослава, прости…

— За что? — не поняла девушка.

— Я понимаю, что это сложно, но, я уверена, если бы ты знала мотивы поведения моего брата, ты бы поняла, что он не хотел причинить тебе зла. — Я начала теребить рукав куртки, заламывать себе пальцы, подбирая подходящие слова.

— Нет, не стоит, — девушка коснулась ладонью своего лба, — не стоит просить прощение за Диму. К тому же, это я совершила глупость, а не он. Если он боится прийти сюда сам, раз послал тебя, то передай ему, чтобы не боялся. Он ни в чем не виноват.

Я нахмурилась.

— Ярослава, он не посылал меня сюда.

— Тогда почему же ты здесь?

— Я пришла попросить у тебя прощение потому… потому что Дима не может сделать этого сам. — Каждое слово давалось мне с трудом, будто мои челюстные мышцы атрофировались из-за долгих лет молчания.

— Он заболел? Или просто не хочет? Слушай, я же сказала, что он ни в чем не виноват. Я была глупа, когда решила отравить себя таблетками… даже не знаю, что мной руководило в тот момент.

— Ярослава, — твердо произнесла я, сжимая всю свою волю в кулак. — Дима не может прийти к тебе, потому что он умер.

Я выпалила последнюю фразу на одном дыхании. Повисла тишина, лишь редкое пение ранних весенних птичек нарушало ее. Мне тут же захотелось стать одной из них и улететь подальше отсюда; подальше от мучительных объяснений, подальше от ужаса, поселившегося в огромных глазах Ярославы, который через мгновение вылился в безудержный, надрывной плач.

Растерявшись, я не знала, что мне делать: то ли плакать вместе с ней, то ли пытаться успокоить ее. В конце концов, я присела на корточки и взяла ее за руки, сдерживаясь от того, чтобы самой не разрыдаться.

— Ярослава, тише… — шептала я. — Не нужно…

Ну вот, я самая настоящая эгоистка! Чего я добилась своим приходом сюда? Разбередила чужую рану, а потом еще и солью присыпала.

Я осторожно обняла девушку, решив дать ей просто выплакаться. Наконец, через пару минут ее рыдания затихли. Она принялась вытирать лицо рукавом плотной куртки, затем, когда она закончила эти незатейливые действия, Ярослава вновь посмотрела на меня. Я же неловко спрятала руки за спину, будто побоялась, что Яре мои объятия могли показаться неприятными.

— Как… как это произошло?

Я описала взглядом ее раскрасневшееся, заплаканное лицо; глаза, сосудики на которых за считанные минуты успели полопаться; и начала рассказывать ей во всех подробностях о самом ужасном вечере в моей жизни, о похоронах, о том, что убийца до сих пор не пойман и о цели, которую я преследовала, придя сюда. Также я рассказала девушке о Таисии — той причине, по которой Дима не мог полюбить никого больше.

Ярослава внимательно слушала меня, изредка кивая, стискивая ткань широких спортивных штанов с такой силой, что казалось, она сейчас их просто порвет.

— Так вот, почему… Почему же он не сказал мне о том, что его первая любовь закончилась столь трагично? — спросила девушка.

— Дима никому не говорил. Даже я узнала об этом только после ее смерти. Для него это был самый тяжелый период в его жизни.

Яра задумчиво кивнула.

— Ох, если бы я только знала… Я не совершила бы столько никому не нужных глупостей.

— Ярослава, — я снова взяла ее за руку, — прошлое не вернуть. Нужно думать о настоящем, продолжать жить.

— Если бы я могла… — она опустила голову, и ее плечи содрогнулись в потоке новой волны рыданий.