– Перевернись, - приказал Сорен, и Кингсли моментально подчинился. Теперь Сорен дразнил его спереди, его живот и грудь. Кончиками пальцев Сорен легонько прикасался к ребрам Кингсли, пересчитывая их вверх по левой стороне и вниз по правой. К тому времени, как он насчитал двадцать четыре, Кингсли был полностью тверд.

– И это тоже нравится?
– спросил Сорен и задрал рубашку Кингсли до подмышек. Кингсли помог ему и полностью снял ее.

– Каждую секунду. А тебе?

Сорен помолчал. Знак того, что он глубоко задумался, взвешивая свои слова.

– Интересно наблюдать, как ты реагируешь на разные типы прикосновений.

– Могу я к тебе прикоснуться?
– спросил Кингсли.
– Пожалуйста?

– Если ты настаиваешь. Хотя я не получу от этого удовольствия, так что не понимаю, почему ты так настаиваешь.

Кингсли услышал веселье в голосе Сорена. Он любил акцентировать многочисленные недостатки Кингсли - для Сорена Кингсли был пустой тратой времени. Он был слишком французом, не католиком, слишком сексуально-помешанным, недостаточно прилежным, недостаточно покорным, и, безусловно, ниже Сорена во всех смыслах - физически, морально и онтологически. Учитывая, что Сорен говорил подобные жестокие пустяки, когда они были наедине друг с другом, целуясь, лаская и трахая, Кингсли гадал действительно ли Сорен имел в виду их. Иногда у Кингсли возникало отчетливое ощущение, что он нравится Сорену. Он оплатил путешествие Мари-Лауры в Америку. Если это была не любовь, или, по крайней мере, влечение, тогда что это было?

– Тебе это может не понравиться, - ответил Кингсли.
– Но я попробую.

Кингсли сел рядом с Сореном, лицом к нему. Сорен повернул голову и молча смотрел на него. Несомненно, Сорен ждал, что Кингсли прикоснется к одной из интимных частей его тела. Что Кингсли и сделал.

Он протянул руку и коснулся лица Сорена. От шока или удивления, Сорен отпрянул на дюйм. Кингсли подождал, снова протянул руку и прижал кончики пальцев к его щеке.

– Ты слишком бледный, - сказал Кингсли.
– Каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе, мне кажется, что твоя кожа будет холодной, как камень.

– В Мэне непросто загореть, - ответил Сорен.
– Еще какие-нибудь жалобы на мою внешность?

– Твои ресницы слишком темные.
– Кингсли провел подушечкой большого пальца по кончикам ресниц Сорена.
– Из-за них мне трудно сконцентрироваться, когда я рядом с тобой.

– Я не приму мои ресницы в качестве оправдания за твое плохое поведение.

– Тогда тебе придется и дальше наказывать меня за него.

– Я намерен это сделать.

Кингсли наклонился вперед, обернул руки вокруг плеч Сорена и поцеловал его. Сорен ответил на поцелуй с удивительной нежностью и лаской. Обычно поцелуи Сорена оставляли синяки, которые Кингсли любил. Но и этот ему тоже нравился, руки Сорена на его обнаженной спине, и соединенные губы, их переплетающиеся языки... А потом, поскольку поцелуй был слишком идеальным, Кингсли испортил его смехом.

Сорен отстранился и уставился на него.

– Прости, - сказал Кингсли.
– Никогда не думал...

– Никогда не думал о чем?
– спросил Сорен.

– Никогда не думал, что буду целоваться с тобой на заднем сиденье машины. Мы можем сходить в кино сегодня вечером?

Сорен пристально смотрел на него.

– Оденься.

– Не останавливайся. Мы почти добрались до второй базы, - ответил Кингсли, продолжая смеяться. Он даже не переставал смеяться, когда Сорен толкнул его на пол машины.

– Мы должны остановиться, - сказал Сорен, из его глаз исчезло веселье.
– Мы приехали.

Кингсли вскарабкался на сиденье и натянул футболку и жакет. Он провел рукой по волосам и поправил одежду.

– Что собираешься делать?
– Кингсли заметил, как плотно сжался рот Сорена, как напряглась его челюсть.

– Молиться, чтобы Бог дал возможность говорить, - ответил он.
– Надеюсь, она здесь.

– Разве Элизабет не сказала, что новая жена должна быть дома?

– Я говорил не о жене. Я говорил о сестре, ребенке. Клэр.

– Ты говорил ей три, oui? Она не младенцем, она дошкольник.

– Когда ты стал экспертом в развитии детей?

– Я не эксперт, но даже я знаю разницу между младенцем и дошкольником.
– Фыркнул Кингсли, и Сорен прищурился на него. Может, в конце концов, его сегодня выпорят.

– Как твоя сестра узнала о новой жене?

– Ее мать наняла кого-то присматривать за активами отца. Элизабет держала меня в курсе. Мы знали, что он женился. До недавнего времени мы не знали, что у него родился еще один ребенок.

– Зачем ему держать это в тайне?

– Потому что он знает, что мы с Элизабет могли бы сделать нечто подобное.

Машина свернула на длинную, усаженную деревьями дорогу, и впереди показался большой особняк в английском стиле.

– И это все?
– спросил Кингсли.

Сорен тупо уставился в окно, затем кивнул головой.

– Это замок, - продолжил Кингсли.
– Ты вырос в замке.

– Это дом.

– Это чертовски огромный дом.
– Великолепный, захватывающий дух, великолепный и внушительный. В отличие от Сорена.