– Нет, претор! Позволю себе напомнить, ночь редко – очень редко! – бывает темна до полного отсутствия света. До его неприятия!.. В ночи всегда что-то светится – например, звезды. Я уж не говорю о луне.

Луций, стоявший у распахнутого окна, улыбнулся.

– Я слыхал о мошеннике, который объявил себя супругом луны. Кстати, он даже ухитрился выдать свою дочь за римского патриция. Я бы назвал этот брак совершённым по воле небес, если бы патрицию не стукнуло шестьдесят, а дочери Луны пятнадцать. Интересно, чем они занимаются по ночам? Вероятно, патриций обращается к свекрови с мольбой о даровании ему мужской силы.

Все присутствующие заулыбались.

Луций, доказавший, что он оказался единственным, кто не растерялся в присутствии местного фокусника, изящно поигрывал цветком лотоса. Он то принюхивался к его аромату, то выписывал божественным цветком замысловатые фигуры.

Старик неожиданно и охотно подтвердил:

– Я тоже слыхал об Александре из Абинотеха. Вся разница между мной и этим лжепророком в том, что я не беру деньги за пророчества, которые произносит прирученная им змея с человеческой головой. Я также не требую неземных почестей и не торгую своими приверженцами.

– На что же ты живешь, Антиарх?

– Я довольствуюсь малым. Жизнь научила меня довольствоваться куском вчерашней лепешки и глотком молока, на которые не скупятся люди.

– Каким же образом ты ухитряешься выманить у наших бессердечных, не знающих слова «жалость» подданных несколько асов на кусок засохшей лепешки и чашку молока?

– Я помогаю им приручить свои тени.

– И каковы успехи?

– Я готов продемонстрировать тебе, госпожа, что тень не такая безобидная вещь, как нам кажется. Тень прочно связана с хозяином…

– Мне рассказывали, что ты, ударив по тени, разбил глиняный горшок.

– Это пустое, госпожа. Если правильно обращаться с тенью, она способна поведать своему хозяину о нем самом и о тех, кто его окружает, куда больше, чем самый яркий светильник.

– Этот громадный верзила, который поставил столик, и есть твоя тень?

– Нет, это мой раб Исфаил. Он подобен тени, но он всего лишь человек.

– Хорошо, пока оставим Исфаила в покое. Что могла бы рассказать мне моя тень?

– О той опасности, госпожа, которая угрожает тебе и претору Луцию Веру.

Луций удивился:

– Ты, оказывается, куда б'oльший проныра, чем я предполагал. Как ты сумел узнать мое имя?

– Твоя слава, претор, летит впереди тебя.

– Не уходи от ответа. Я сначала посчитал тебя беглым преступником, каких немало прячется по дальним закоулкам империи, однако я ошибся. Давно ли ты поселился в этом забытом богами месте?

– Я живу здесь уже почти семь лет. Здесь мрак особенно глубок и мудр. Отсюда мне видно все, что творится в подлунном мире.

Затем он обратился к Сабине:

– Я также сведущ в тайных делах, которые творятся в Вечном городе, как назвал великий Рим твой супруг, божественный Адриан.

– Какими же тайнами поделился с тобой местный египетский мрак?

– Мрак, госпожа, не бывает местный или римский. Мрак везде мрак, и чем он гуще, тем изобильнее просветления. Поверь старому мракофилу – именно эта субстанция устроила нашу встречу. Не огонь, вода, воздух или земля, а именно тьма. Мне есть что рассказать тебе, госпожа, и тебе, претор Луций Вер, но для этого мы должны остаться одни.

Центурион Теренций подал голос:

– Думай, что говоришь, Антиарх, и не веди себя нагло.

– Не спеши обвинять меня в наглости, Теренций. Пророчества – это мое любимое развлечение. Оставь нас и уведи охрану. И заодно присмотри за этим мрачным Исфаилом…

Сабина спросила:

– Откуда он родом, Антиарх?

– Из Эфиопии. Исфаил – самый темный негр, которого можно найти в Африке.

Антиарх окликнул:

– Исфаил? Подойди и представься госпоже.

Из темного угла зала совершенно беззвучно выдвинулся человек в черном одеянии и с черной накидкой на голове. Приблизившись, он скинул накидку, затем оскалился.

Невероятно белые зубы высветились в вечернем полумраке.

Антиарх вздохнул:

– Никак не могу добиться от него согласия избавиться от этих исчадий света. Они никак не подходят его черной душе.

Сабина и Луций рассмеялись. Даже Теренций улыбнулся.

Претор укорил старика:

– Не наводи тень на плетень, старик. Я полагаю, когда потребуются, зубы его станут темнее ночи.

Затем он подал знак Теренцию.

Центурион приказал:

– Пойдешь со мной, эфиоп. И учти, если твой хозяин начнет настаивать, мои молодцы в несколько секунд избавят тебя от этого недостатка.