– Люди приходят сюда, чтобы есть? – спросила я.

– Нет, они уносят виноград в таких вот контейнерах к себе домой. Или в супермаркет.

Мне уж слишком сильно хотелось пить для того, чтобы выяснять, что такое «супермаркет». Я и так уже потратила довольно много времени на вопросы. Я наклонила морду над ванной и стала жадно лакать воду.

Хотя вода была застоявшаяся, она показалась мне вкуснее всего, что я когда-либо пила на своей родине. Причина заключалась в привкусе винограда. Не удивительно, что люди добавляли в свою воду этот привкус. А они отнюдь не глупые, эти люди! Они подлые. Жестокие. Но не глупые.

Макс встал рядом со мной и тоже стал лакать воду. Затем мы стали есть. Каждый выбрал себе несколько кустов. Их тут для нас двоих было более чем достаточно. Хватило бы и на десять свор. Разве это не похоже на тот рай, в котором собака-мать и волк-отец стали жить вместе после установления мира?

Почему наша мама родила нас не в этом удивительном мире? Ягоды здесь сытнее, а вода приятнее. Даже птицы, кружащие над нами, – и те красивее. У них желтое оперение, и они, вместо того чтобы, подобно воронам, бросаться на мусорной свалке на нашу еду, щебечут радостные песни.

Одна из птиц уселась на веточке куста неподалеку от нас. Ее оперение было на брюшке и голове красным, как заходящее солнце, а во всех остальных местах – серым. Эта птица пахла свежим ветром и, казалось, была не из числа тех, которые, сделав в небе над нами несколько кругов, улетали куда-то в сторону.

Она наблюдала, как мы едим. Никаких других птиц с подобной внешностью поблизости видно не было. А может, она была разведчиком какой-то стаи, и ее отправили обследовать эту территорию?

Я съела виноград с трех кустов, но не полностью: до самых тоненьких веток с самыми маленькими виноградинами в верхней части кустов я своей мордочкой дотянуться не могла. Это удавалось только Максу, когда он приподнимался на задние лапы. Он, однако, сделал это только пару раз и затем заявил, что проще будет ходить от куста к кусту и поедать лишь те виноградины, которые свисают на уровне головы.

Когда мы, наконец, насытились, птица все еще наблюдала за нами. Я стала раздумывать над тем, как бы ее прогнать. Если я залаю, она, наверное, улетит прочь. Однако я для начала лишь сказала:

– Почему ты все время на нас глазеешь?

– Я жду, – ответила птица красивым певучим голосом, и я невольно задалась вопросом, каково бы это было, если бы моя сестричка Песня могла не завывать, а петь, как птица. Ее истории, видимо, стали бы еще более захватывающими.

Песня. Я ее уже никогда больше не увижу. И уже никогда больше не услышу ее историй. Кто еще когда-нибудь пропоет мне такие истории?

– И чего же ты ждешь? – вмешался в разговор Макс, откусывая еще несколько виноградин, от сока которых волосы у него на подбородке стали блестящими.

– Жду, когда у вас начнется понос, – весело сказала птица.

Я посмотрела на виноград. У меня что, и в самом деле от него начнется понос? Он ведь вообще-то был очень даже свежим и вкусным. Я, правда, съела очень много. А Макс еще больше. Он ведь покрупнее меня. Птице с красным брюшком охватившие меня сомнения, похоже, доставили большое удовольствие.

– Проваливай, – рявкнула я.

– А иначе что? – спросила птица.

– А иначе я тебя укушу!

– Вот как? – насмешливо чирикнула она и стала летать надо мной по кругу на такой высоте, на которой я не достала бы ее даже в прыжке. Я залаяла. Птица продолжала летать надо мной, не выказывая ни малейшего страха. Она была совсем не такой, как вороны, – меньше, симпатичнее и – самое главное – намного смелее их. Вороны улетали прочь уже оттого, что кто-то на них слегка цыкнул. А вот эта птица уселась на расстоянии всего лишь в несколько собачьих туловищ в стороне от нас на ветку одного из кустов. Если бы она меня так сильно не раздражала, я бы прониклась к ней уважением.

– Пойдем отсюда, – сказала я Максу.

Эта птица вряд ли последует за нами ради того, чтобы посмотреть, как у нас начнется понос. Да и откуда вообще пернатая тварь об этом знает? Может, она сама уже ела виноград, и у нее затем начинался понос? Если такое и бывало, то эта птица не могла знать наверняка, что понос от винограда бывает и у собак. Мы ведь совсем не такие, как птицы. Ни у одной собаки никогда не было перьев. Ни у одной собаки, кроме Пера, брата собаки-матери.

– Но скоро наступит ночь, – ответил Макс и показал мордой на солнце, медленно погружающееся где-то вдалеке в землю. – Или до моего дома уже недалеко? Если мы доберемся до него еще до наступления темноты, то сможем спать возле Лилли.