— Ты не фанит, — справившись с удивлением, констатировала девушка, и добавила, — значит, они тебя послали, чтобы ввести меня в заблуждение.

— Ладно, оставайся при своём мнении голодной, — Данила понял, что сейчас спорить с девушкой бесполезно, — я пошёл есть.

— А я? — удивилась женщина.

— Останешься здесь, — кивнул Данила, — раз не хочешь есть, а я действительно жутко хочу жрать.

Данила нисколько не удивился скорости, с которой девушка оделась в презираемую минуту назад одежду. Голод не тетка, голод дядька, любил говорить капитан Ерофеев командир роты, в которой два года служил Данила.

— Ну, пошли, уж, — хмыкнул Данила, взглянув на девушку сверху вниз.

В столовой, девушка ела до полного изумления. Впрочем, Данила нисколько не отставал, и, вернувшись к столу с очередной порцией каши, увидел, что ценитка спит, положив голову на руки, локтями, опиравшимися на стол.

Доев последнюю порцию каши, Данила убрал со стола остатки праздника живота, и, подхватив легкую девушку на руки, понес её в каюту медика, ближайшую от столовой.

Уложив девушку на кровать, Данила со словами: «Спи, немочь бледная», заблокировал дверь и отправился на грузовую палубу. Ему было интересно, что успел нахомячить Василий.

Выйдя из лифта на первой грузовой палубе, Данила присвиснул. Практически все пространство палубы было занято стандартными грузовыми контейнерами, лишь технологические проходы делили этот схрон хомяка на кварталы. Данила знал, что в оборудовании инженерной палубы есть универсальный комплекс способный сваять многие вещи, от бронепластин внешней обшивки, до корпуса тяжелого истребителя, имелся бы проект.

— Да… — протянул Данила, — похоже, с именем Василия я поторопился, надо было назвать его Хома.

— Василий, на грузовых палубах место еще осталось? — поинтересовался Данила, спускаясь на инженерную палубу.

— На второй палубе еще место есть, первая загружена полностью, — доложил Василий.

— Василий, я тут вот о чем подумал, — Данила неспешным шагом направился к универсальному комплексу, вокруг которого суетилось несколько десятков различных дроидов, а транспортные дроны что-то грузили в стандартный контейнер.

— О чем?

— Как назывался этот корабль?

— Никак, у фанитов не принято как-либо выделять свои корабли.

— Все не как у людей, — вздохнул Данила, — победили десять вражин на безымянном корабле, это ж надо?

— Но у нас есть регистрационный номер, — возразил Василий.

— Ну да, ну да, — покачал головой Данила, наблюдая за работой инженерного комплекса, — значит, будет сей корабль зваться «Гром», внеси изменения в регистрационный код.

4

Жана лежала на добротной кровати и думала. Не в силах самостоятельно выбраться из заблокированной комнаты, она весь свой гнев направила на этого смуглокожего гиганта. Она вспомнила его взгляд, даже не презрительный, какой бывает у врага. Нет, взгляд был безразличен, словно он смотрел на пустое место. Жана не считала себя красавицей, но и уродиной не была. И ещё, этот язык. У Жаны первоначально сложилось впечатление, что незнакомец, так походя уничтоживший весь её клан, а её вытащивший из обреченного звездолёта, просто не желает говорить на языках Центии и Фани. Однако, прислушиваясь к общению гиганта с корабельным интеллектом, Жана пришла к выводу, что и с ним гигант разговаривает на разных, хотя и похожих языках. Постепенно гнев уступил место любопытству. Она прекрасно сознавала, что не напади гигант первым, его самого ожидала участь её клана. В этой древней войне пленных брали слишком редко.

— Эй, железяка! — позвала она, прекрасно зная, что корабельный мозг её услышит. Захочет или нет говорить, вопрос другой, но попробовать стоило.

— Что, бледная немощь, — пришёл ответ.

Если бы Данила услышал этот ответ, он бы от души рассмеялся и ещё раз напомнил бы Василию о наличии у того чувств. Ведь подобный ответ был продиктован ничем другим кроме обиды.

— Это правда, что на корабле нет фанитов? — Жану покоробило от слов корабельного мозга и в других обстоятельствах она разразилась бы потоком ругательств, но ей было скучно, и, чтобы скоротать время, хотелось побеседовать, не важно с кем.

— Да, в своё время экипаж покинул меня.

— Сколько сейчас на борту людей? — спросила Жана, прекрасно зная, что на подобный вопрос корабельный мозг может и не ответить.

— Двое, — ответил мозг и добавил, поясняя, — считая тебя.

— Не может быть, — вырвалось у Жаны, — он один уничтожил десять первоклассных звездолётов, выступив против них на допотопном транспортнике.

— Жалко, что здесь нет экрана, — заявил мозг, — я бы с большим удовольствием показал, что сталось с вашими хвалёными звездолётами.

Жана закашлялась, её снова охватил гнев, а из глаз брызнули слёзы обиды и боли.

— Никто не собирался уничтожать ваши корабли, — вновь заговорил мозг, — он до последнего момента не хотел принимать бой. Только ваше упорное желание меня уничтожить, и заставило его действовать.

— Но почему? — всхлипывая, спросила Жана, — почему он меня спас?

— Не знаю, он и меня спас, причём уже дважды.

— Он что, святой? Ведь мы хотели его уничтожить.

— Ответа на данный вопрос я дать не могу, но предполагаю, что как истинный воин он чужд ненависти.