Шрифт:
Маккиннон слабо покачал головой, но все-таки полез наверх. Джим завернул край кулисы, прикрывая их отступление – еще не хватало, чтобы их выдал какой-нибудь рабочий сцены, который просто не знает, что тут творится, – и живо взлетел следом.
Они оказались на узкой, огражденной перилами платформе, протянувшейся над всей сценой. Газовщики регулировали осветительные рожки и меняли желатиновые фильтры. Здесь было ужасно жарко и также ужасно пахло горячим металлом, потом рабочих и красками, которыми были расписаны холщовые задники. От этого букета щипало в носу, а из глаз текли слезы.
Впрочем, они здесь не задержались. Еще одна короткая лестница вела на качающийся железный мостик, увешанный шкивами и веревками. Мостик был ажурный, решетчатый: далеко внизу виднелась сцена, где плотники выставляли плоские декорации для мелодрамы, которую начнут показывать с завтрашнего дня. Тут было совсем темно – весь свет лился вниз, на подмостки – и почти так же жарко. Недавно в витрине магазина гравюр Джим видел картинку, на которой был изображен ад – так вот, все эти веревки (одни туго натянутые, другие провисшие или вовсе болтающиеся); громадные деревянные противовесы, удерживавшие декорации на весу; теряющиеся во мраке и уходящие вверх и во все стороны переходы, туннели, своды; зияющие бездны внизу, где закопченные фигурки возились с огнем, – все это выглядело очень похоже на ад.
Маккиннон раскачивался и обеими руками цеплялся за перила.
– Не могу! – простонал он. – Я же упаду. Ох, ради бога, спусти меня вниз!
Его светская манера растягивать слова исчезла, уступив место простонародному шотландскому говору.
– Ну и ну, – заметил Джим. – Никуда ты не упадешь. Немножко осталось! Давай, ноги в руки…
Маккиннон слепо ковылял, куда показывал ему безжалостный провожатый. В конце мостика их уже поджидал Гарольд со стремянкой – он даже руку протянул навстречу. Маккиннон схватился за нее обеими руками, вцепился, как утопающий – в спасательный круг.
– Порядок, сэр, – проговорил рабочий. – Я вас держу. Ну-ка, беритесь…
Он положил руку фокусника на боковину стремянки.
– Нет! Только не снова вверх! Я больше не могу-у-у…
– А ну, заткнись! – Джим услыхал внизу какой-то шум.
Он перегнулся через перила, пытаясь хоть что-то разглядеть, но увидел только качающиеся веревки и занавеси.
– Тихо! Слушайте…
Уже слышались крики, но слов было не разобрать.
– У нас две минуты, потом они поймут, как мы ушли. Держи его, Гарольд!
Джим взвился по лесенке и открыл незаметное окошко среди грязных кирпичей. Подперев раму, он ужом скользнул вниз и принялся пихать Маккиннона к стремянке. План, честно говоря, был рискованный: стремянка стояла на мостике, а верх ее упирался в стену, и чтобы вылезти в окно, нужно было разжать руки и ухватиться за раму, скрытую в темноте. Если упасть… но внизу уже раздавался лязг: кто-то лез по лестнице на первый уровень.
– Вперед! – прошипел Джим. – Или так и будешь стоять тут и дуть в штаны? Лезь наверх и в окно. А ну, живо!
Маккиннон тоже услышал шум и поставил ногу на первую перекладину.
– Спасибо, Гарольд! – тихо сказал напарнику Джим. – Хочешь еще наводку? Белль Карнавал на скачках Принца Уэльского.
– Белль Карнавал? Надеюсь, удастся срубить больше, чем в тот раз, – пробормотал Гарольд, крепко держа лестницу.
Джим взялся за боковины по обе стороны фокусника, который трясся от страха.
– Вперед! Поднимайся, черт тебя дери!
Тот шаг за шагом лез вверх. Джим подпирал его снизу и подталкивал. Наверху Маккиннон снова обмяк и чуть не соскользнул обратно, потеряв всякую способность шевелиться.
– Они уже идут! – яростно зашептал ему в ухо Джим. – Они уже лезут! Пять больших парней с ножами и свинчатками! Быстро поднимай руки! Нащупывай окно, подтягивайся и лезь наружу. Рядом будет спуск на соседнюю крышу, всего три фута. Обеими руками… вот так… да, туда… давай, подтягивайся!
Ноги Маккиннона оттолкнулись от опоры и отчаянно задергались в воздухе, едва не столкнув Джима вниз. Несколько секунд они скребли о кирпичи и наконец исчезли в люке. Он пролез.
– Порядок, Гарольд, – сказал Джим вниз. – Я иду за ним.
– Быстрее давай! – ответил хриплый шепот.
Прижавшись к стене, Джим нашарил над головой подоконник, подтянулся, попыхтел еще пару секунд и, наконец, вывалился на холодную мокрую крышу, крытую свинцом.
Рядом неистово тошнило Маккиннона.
Джим осторожно выпрямился и отошел на пару шагов. Они очутились в небольшом ущелье между стеной театра, поднимавшейся еще футов на семь к обрезу крыши, и треугольным боковым фронтоном соседней консервной фабрики. Еще несколько таких треугольников виднелось дальше, будто волны на детском рисунке. Они уходили футов на шестьдесят вперед, мокро блестя под низким сырым небом.