– Ого, не бойся, - ответили тут из толпы, - мы сами отвыкли от них.

– Был бы рис, а есть научишься.

– Позвольте, а разве все мои соседи не рисосеи? Разве мы не среди рисовых полей?

– Дэнсай, Дэнсай, еще про русских, это смешно!

– Хорошо. Там много смешного. Они живут как большие чудаки. У них, например, нет помещиков. Совсем нет.

– Так откуда же они берут землю?
– раздался недоуменный голос.
– Ведь ее можно доставать, арендуя у помещиков!

– Они понятия не имеют, что значит "арендовать землю".

– Вы слышали? Они не умеют даже обращаться с землей!
– обрадовался управляющий помещика.
– Недаром нас призывал император на эти пустынные пространства.

– Но эти пространства засеяны, - сказал Дэнсай, - и урожаи с них велики.

– Куда же они их девают?

– Часть государству, а остальное себе.

– А помещику?

– Так у них же нет помещиков. Вот беда. Поэтому они и не знают, куда девать урожай. Им, несчастным, поэтому и приходится иметь такие большие ложки...

Раздался смех, вначале неуверенный, слабый, потом пошел все больше, сильней и наконец перешел в хохот.

– Дэнсай, соври про что-нибудь еще.

– Расскажите лучше вы, односельчане, как у вас дела с помещиками. Не собираются ли власти дать арендаторам хоть немного земли?

– Собираются, намереваются, Дэнсай. Этот вопрос уже разбирается в парламенте. Третий год уже. Мы ждем и радуемся. Свои дела мы знаем, расскажи про чужие.

– Про чужие? Видел я и чужие дела, когда проезжал домой по Маньчжурии и по Корее.

– Ну-ну, как они теперь живут без нас, беспомощные люди?

– О, там ужасно плохо: там пропали помещики.

– Как же они могли пропасть, Дэнсай?

– Не знаю. Как только пришли русские, так они и пропали. Они не могут жить в одной атмосфере с русскими.

– А как народ?

– Народ берет большие ложки.

– Ну да, ведь ему больше не нужно половину урожая отдавать помещикам!
– догадался простой парень.

– А к нам вот пришли американцы, - пробормотал кто-то тоном сожаления, - и наши помещики все целы!

– Давай о русских, Дэнсай, наш слух оскорбляется упоминанием о китайцах и корейцах. Довольно о них!
– крикнул староста.
– Еще о смешных русских.

– Да, они совсем смешные - у них, например, старший не может ударить младшего. Начальник не бьет подчиненного.

– Хо-хо!
– обрадовался старшина.
– Вот видите, какие там слабые начальники!

– Нет, я бы не сказал! Наши начальники подчинялись им, как трава подчиняется ветру, - ответил Дэнсай.

– И офицеры там не бьют солдат?

– Нет, это не полагается по их закону.

– Как же они постигают военную науку?

– На спинах врагов, очевидно. И лучше, чем мы. Мы били англичан, колотили американцев, а русские отшлепали нас, как школьников...

– Ну, это уж слишком! Ты заговариваешься, Дэнсай! Твой слабый ум не привык к долгой беседе. Я прекращаю эту беседу, чтобы не утомлять тебя, Дэнсай!
– сказал староста деревни.

– По домам, по домам!
– стал командовать полицейский.
– Дайте покой благословенному дому Китидзо!

Народ стал расходиться. Когда никого уже не было, к Дэнсаю, мягко ступая, подошел священник и сказал:

– А что ты скажешь о русских богах, Дэнсай? Есть ли у них боги?

– Есть. У них есть "бог войны", по-русски "артиллерия". И еще есть. Я всех не знаю. Знаю только, что русские боги сильней наших, - спокойно ответил Дэнсай.

– Как ты мог в этом убедиться?

– Очень просто: божественные русские танки не пробивались снарядами наших пушек, освященными росой богини Аматэрасу. Когда я это увидел, я решил, что простому человеку тут и делать нечего. Убежал в камыш и предоставил богам войны решать спор без меня... И хорошо сделал. Я цел, а пушка оказалась раздавлена танком, хотя на ней висело семь святых талисманов!

Священник помолчал и, смущенно пожевав губами, спросил:

– Какой же подарок ты принес нашим богам, Дэнсай? Чего ждать от тебя нашему храму в знак благополучного прибытия?

– Ничего.

Священник остолбенел от такой дерзости. Притихла вся семья Китидзо. Старый крестьянин как затянулся трубкой, так и проглотил дым. Тогда Дэнсай пошарил вокруг себя и, найдя ложку, протянул ее священнику:

– Вот, возьмите ложку. Я и забыл про этот чудесный подарок.

Священник даже попятился от такого необычного предмета. Но, по обычаю, нельзя отказаться от приношения богам, какое бы оно ни было. Он взял ложку кончиками пальцев и, зашипев, как рассерженный гусь, стал кланяться, кланяться и исчез, подобрав полы халата.