Течение отнесло нас от берега, и челнок завертелся волчком. Воткнул я весло, хотел править, но льдины захватили его, как звери в зубы, и сразу наполовину сжевали. Зоська ткнул багром в бревно, высунувшееся из-под льдин, но оно вывернулось и ушло под воду вместе с багром. А когда оно снова всплыло, Зоська и выдернул свой багор.

Бешеная вода стремилась вперед с такой силой, что лодчонка наша, душегубка, летела мимо крутых берегов, как на воздусях, на пенных гребнях.

Нас крутило, вертело, и огни рыбацких костров мелькали со всех сторон. Ветер трепал по разливу дымок и угощал нас вкусным запахом смолы.

Вот огни костров пропали. Выглянул белый глаз луны. И мы увидели такое раздолье, что дух захватило. До самых далеких лесов, до темных холмов играла и пенилась вода и неслась неудержимо, дико в неоглядную даль.

Мы включились в разлив, отдались его буйной волюшке. Наше дело одно правь вперед, без оглядки.

Зоська крючил багром, я правил веслом, и лодка неслась, обгоняя неуклюжие льдины. Работалось весело, я разогрелся, даже волосы липли ко лбу.

Над нами пролетали стаи гусей, обдавая свистом крыльев, и, гогоча, садились в спокойные луговые затоны.

А кругом такой простор, что петь хочется.

Зоська на носу, я на корме, и словом не перекинемся.

Вдруг глядим - такое диво: встанет впереди бревно стоймя - и нет его, встанет другое и тоже куда-то нырь вниз.

Мы рты разинули.

– Ледяная перемычка!
– догадался Зоська.

Вода бешено рвалась под лед, но не могла его поднять. Бежала поверх, обегала широкими лугами и затопляла их еще больше.

Льдины громоздились друг на друга и образовали затор. Иные ныряли под лед - вода затягивала их туда и колотила ими ледяной упрямый панцирь снизу. Точно играя, они ловко становились торчком.

Я сообразил, что может нырнуть под лед и наша лодка, и пальцы у меня стали непослушны.

– Зоська, назад!
– заорал я, холодея от страха.

Зоська понял и кубарем скатился ко мне. Лодка задрала нос, у самого бучила приостановилась, как бы раздумывая, и вдруг легко скользнула по верху льда, в прогалину между глыбами.

Я перекрестился.

Зоська покосился на меня и опять уселся на носу с багром.

Впереди по льду гладко бежала веселая зеленая вода, а под ним бились и скреблись затянутые водой бревна и льдины.

И вот-вот он треснет, раскрошится - и, как семечко, хрустнет наша лодка, попав в такое столпотворение.

– Работай, черт!
– крикнул мне Зоська.
– Крестись веслом!

Я заработал, мы опять завертелись, и душегубочка, словно поняв наш страх, понеслась ласточкой.

А впереди стали гулко лопаться льдины, и в трещины вымахивала рыжими фонтанами вода.

"Попадешь на трещину", - подумал я. И тут же что-то дернуло, душегубка встала стоймя, меня ударило в голову, ноги скользнули, и я, хлебнув противной воды, пошел под лед... Сердце у меня дрогнуло, я обмяк и даже не карабкался.

Вдруг что-то твердое ухватило меня за шиворот и потянуло вверх. Я ухватился рукой за багор.

Зоська стоял по колени в затопленной лодке и удил меня из трещины. Мимо, бурля, бежала равнодушная ко всему зеленая вода.

Стоя в этой воде, мы подняли лодку, перевернули ее и, поставив снова, уселись и понеслись, отчаянно работая веслом и багром, дрожа от холода и страха.

Но вот неподнятый лед кончился, течение пошло ровней, и мы вздохнули свободно.

От меня шел пар. Мокрая одежда прела. Я ежился.

Лодка шла сама, местами набегали боковые речушки, и нас подхватывало веселей.

Только вдруг, смотрим, из боковой речушки выползает с шорохом серая рябая каша.

Что такое?

Луна скрылась и оставила нас в раздумье. Шорох приблизился, и мы напряглись, слушая его.

– Дрова, дрова идут!
– тыкал Зоська багром напиравшие на лодку поленья.

И впрямь, из какой-то боковой речушки уплыл швырок и заполнил всю поверхность. Река одеревенела!

Лодка влезла в самую гущу, и мы застряли. Дрова стискивали нас, лезли под лодку, выпирали ее из воды.

– Ну, что будем делать, пропадать?
– спросил Зоська, когда мы, опустив руки, сели после бесполезных попыток плыть дальше.

– Черти, и кто их упустил!
– дрожа и синея, цедил я.

– Не дрова, а саргассы, - ругался Зоська.

– Погибнем, - скулил я.

– Ведь досаднее всего - погибнем от холода в дровах.

– Будем ждать ледяного затора; поднимется водяной вал - все расчистит, так и продерет, а больше нет ходов нам!
– И Зоська стал слушать, что творится в ночи.