Фёдор Николаевич зашёл в домик оперативной смены. Полётов в этот день из-за отсутствия бензина не планировалось. Остался топливный резерв, который предназначался для санитарных заданий или выполнения каких-либо экстренных перевозок.

Техники сидели в задымленном помещении, загромождённым шкафами для переодевания, двумя столами, креслами и разной технической утварью, необходимой в повседневной работе. Судя по тому, как быстро люди очистили кресло, вокруг которого они сидели, здесь продолжалась бесконечная игра в преферанс, которая практиковалась при отсутствии полётов. Фёдор Николаевич об этом знал, заставая не раз игроков врасплох.

– Судя по всему, вы меня прокараулили, – сказал он, входя.

– Мы ничего не делаем, – ответил самый бойкий техник-бригадир Торин.

– Я вижу, что на работе вы ничего не делаете и наверняка хотите получать заработную плату, – Фёдор Николаевич заметил, что глаза техника подозрительно блестят.

Он окинул взглядом других сидящих и заметил у других такой же блеск в глазах. Запахов Чехин не чувствовал, так был устроен его организм, он к этому давно привык. Фёдор Николаевич знал и то, что на этом участке техники в минуты безделья позволяют себе «заложить за воротник» – это происходило давно и поощрялось инженером участка, который сам участвовал в этом мероприятии и считал, что работе это не мешает.

Сейчас Чехин по этому поводу никаких замечаний делать не стал и посчитал лишним, предчувствуя, что сразу возникнет дискуссия о зарплате.

– Кто выиграл? – спросил Чехин не из любопытства, а для того, чтобы начать нужный ему разговор.

– Мы не играли, – стоял на своём Торин.

– А мне сегодня всё равно, играли вы или нет. Я зашёл сказать, что участок ваш ликвидируется.

Немая сцена оповестила о том, будто он сказал слова классика: «К нам едет ревизор!»

– А что будет? – после минутного замешательства спросил инженер участка Мужилин.

– Ничего не будет. Участок перейдёт в распоряжение второго Архангельского отряда. Я тоже намерен уходить туда. Сейчас я ещё раз убедился, что вместо ударного труда вы играете в карты, но выглядите слишком уставшими – это непозволительно.

– А как же мы? – спросил Торин.

– Пришло время, когда каждый в ответе сам за себя. Мужилину я предлагаю возглавить АТБ вместо меня. Кто-то из желающих попадёт в новый участок, а остальные техники подлежат сокращению. Это не моя прихоть – так решило вышестоящее начальство. Заработную плату выдавать нечем, будем сокращаться и преобразовываться. Второй отряд несколько человек возьмёт к себе, чтобы здесь выполнять ту же самую работу.

– Кого сократят? – одновременно со всех сторон послышался один и тот же вопрос.

– Всё будет по закону. Останутся самые квалифицированные и грамотные специалисты, имеющие высокий разряд, допуск к реактивной технике и самый большой стаж работы, – Чехин помолчал и добавил:

– И не играющие на работе в преферанс. Кто пожелает уволиться сам, расчёт будет незамедлительным. Через некоторое время к этому разговору вернёмся, а мне сейчас нужен ответ Мужилина. Я пока решаю свои проблемы.

– Здорово! – воскликнул Торин, – А кто же будет решать наши проблемы?

– Он и будет, – показал на Мужилина рукой Чехин, – Время на раздумье у вас есть –

это произойдёт не сразу и не быстро. Если Юрий Константинович не согласится, он тоже попадёт под сокращение. Эту машину, которую запустили вопреки нашему желанию, уже не остановить. Профсоюзный комитет всё контролирует и помогает выбирать кандидатуры на сокращение. Заработную плату выдавать нечем, поэтому пошёл в ход механизм сокращения количества самолётов и личного состава.

– Сократим самолёты, тогда и работа наша закончится, увольнять придётся всех, – снова вступил в разговор Торин.

– Может, так и будет. А сейчас налоги установлены такие, что наше предприятие выплатить их не в силах. Оно работало в планово-убыточном режиме, а теперь по новым законам станет банкротом. Зато у вас появилось право устраивать забастовки, голодовки, акции протеста и прочие мероприятия, которые раньше не приветствовались. Как видите, не всё, что происходит, плохо. У вас появились широкие права, чтобы доказывать свою возможность трудиться и зарабатывать. Кстати, заработная плата ныне ничем не ограничивается.

– Мы это заметили, – сказал молчавший до сих пор техник Тяжкин, – Только не ограничивают её в другую сторону, чтобы её не стало совсем, пока так и происходит. На сколько бы её не увеличили, выдавать заработную плату нечем, значит, перспектив нет никаких. Если рассудить трезво, дело идёт к краху предприятия и всего, что тут было создано. Так происходит во всём бывшем Союзе, значит, так будет и у нас. Если взять только в масштабе нашего региона, видно, что все имеющиеся предприятия испытывают то же самое, что и мы. Совхозы трещат по швам; речной флот – наш конкурент, теперь уже не конкурент; леспромхоз реорганизовывается и преобразовывается, но пока не в лучшую сторону. Мы не слепые котята, всё происходит на наших глазах, но просто так мы сдаваться не будем. Лично я приму самое активное участие в том, чтобы никого без ведома профсоюзного комитета не сократили и не уволили.