–Ой!

Чуть ли не скачком подалась прочь, но не сбежала, пятой точкой засев в не скошенную траву у натоптанной дорожки.

–Вечер добрый, хозяюшка! – пиная на свою глупость, поздоровался Давыд. – Прости за то, что напугал. Чес слово не подумал. Ежели не обиделась за дурость, поделись углом на ночь, к своим выходим. Нам бы до утра…

По сторонам зыркнула, в себя быстро пришла. Спросила:

–Куда ж от вас денешься? Остальные-то гости где?

–Нас всего двое. Второй у ворот стоит, подранили его слегка.

–Там не пройти. От соседа боковая калитка, через нее и ходим.

–Ясно. Немцы в деревне есть?

Как на ущербного посмотрела.

–Какие немцы? Мы ж на советской территории… А фронт, он совсем рядом. Как утро наступит, снова стрелять зачнут…

«Ну, летун! Сусанин доморощенный!»

–…Ты в сарай ступай, по-летнему одет. Замерз? Там натоплено. Я твоего товарища приведу сама.

Сарайка с печкой буржуйкой и стайкой полной овец, встретил Улыбина людским гомоном. Они с Травниковым в пустую деревню не первыми наведались. Хозяин, мужик в возрасте с густой бородой и папахой на голове, одетый в шаровары с лампасами, рубаху и жилет из овчины, хитроватым прищуром оценил вошедшего в помещение, освещенное керосиновой лампой, привешенной на гвоздь к балке под низким потолком. Предложил:

–Скорей заходь, тепло выпускаешь! Кто сам будешь, лишенец?

Съедая слова, промямлил, что мол гражданский, инженер на железной дороге работает, а как бомбить стали, то в степь побежал, ну и заблудился. «Легенда» конечно белыми нитками шита, но что на скорую руку в голову пришло… Как-то не подумал раньше, что перед кем-то ответ предстоит давать. Теперь точно все обмыслить придется.

–Тю-у! И де ж та железка? Сколько это тебе блукть пришлось?

–Не знаю.

–Продрог. Проходи к буржуйке, грейся.

Смолкший было гомон снова набрал обороты, в сарае собралось под десяток красноармейцев, причем как понял, все танкисты. Пока Травников пришел, успел понять, что народ «не местный». Эшелоном из под Уфы их на этот фронт перебросили считай утром. Техника – БТ-70, со складов длительного хранения снята была, а экипажи – солянка сборная, из госпиталей, с «гражданки», из училища. Слепили батальон и на юг отправили, а здесь прямо с колес на латание дыры бросили. Не добрались! Налет «Хенкелей» застал их на марше. В голой степи, где нет дорог, а только направления, а еще без прикрытия, для немецких летчиков легкие танки составили лакомую добычу. Короче… Раздолбенили батальон с воздуха, будто орехи покололи. Кто выжил, разбежались куда смогли. Эти, которые здесь, друг дружку и не знают почти.

По указке деда, молодуха принесла добрый шмат сала, каравай хлеба и «четверть» самогонки. Отогревшиеся в тепле люди избежавшие смерти, отведав угощения развязали языки. Улыбин помня наказ своего воспитателя: «Пей, да голову имей», на спиртное не налегал. Чуть приложившись к стопке, больше слушал говорливых.

–…Первый бой? Это еще в сорок первом…

Повышением градуса, увеличился накал солдатских баек, алкоголь снял стресс от недавней встречи со смертью. Отпустило! Разухабистый русский характер брал свое. Кто-то посетовал:

–Эх! Посадили бы на «тридцатьчетверку»! Говорят…

–Ш-ша! Успеешь еще и на «тридцатьчетверке» повоевать, раз сегодня выжил. – Усатый старшина от души хлопнул по плечу соседа-мечтателя.

–Хотелось бы! Наливай, что ли?..

В сарай зашел кто-то из бойцов, говоря, что никакой опасности нет. Подвыпивший народ решил, что на своей территории незачем нести караул, если сам хозяин утверждает, что к нему никто не ходит. Улыбин больше суток не спал. Отогрелся. Отделившись от «честной компании», выбрав место, пристроился вздремнуть, укрывшись рядном. Но что-то все-таки насторожило его, может быть напускное радушие хозяина? Больше молчавшего, но с хитринкой, холодным взглядом наблюдавшего за гостями. Только засыпать стал, так Травников под бок подсунулся. Видать тоже укатал лейтенанта минувший день и выпитый самогон. Чисто на автомате подметил, как напарник сунул пистолет под голову, прямо под подушкой свернутый мешок, набитый сеном. Вырубился.

Проснулся внезапно. Почудился всхлип под боком. Сначала глаза открыл, ушами сканируя тишину. Полутемень вокруг, а значит «керосинка» светит. На грани возможного почуял дыхание чужого рядом. Рывком подтянулся, спиною уперевшись в стену.

«Дед!»

Старый, всего лишь в шаге от него стоял. В руке хозяина нож, клинок отсвета не дает, кровушкой испачкан. Заполошно спросил громким шепотом:

–Ты это чего, дед?

Услышал голос хозяина. Тот не шептал, но показалось, что голос его сильнее любого удара по уху будет:

–Та не бойся, паря! Я тебя быстро! Даже почувствовать не успеешь, последним остался.

Скосил глазом на «соседа». Действительно, Травников вряд ли жив, поза мертвому соответствует. Попытался пообщаться с убийцей, время расправы оттянуть, может на что-то сподобиться.

–Дед, ты же наш, советский!

–Дур-рак ты, инженер! Разные мы стали, вот как раз когда Дон расказачили. Ты не они. Цивильный. Потому можешь глаза закрыть, ну и помолиться, коли умеешь…

Мысли в голове галопом понеслись. Вот тебе и надпись на камне сбывается. Не долго мучилась старушка… От волнения, вспотевшая ладонь скользнула под материю мешка и кончики пальцев коснулись холодного металла. Пистолет!