Борис был опытный путешественник. Уже через полчаса он собрался. Умылся, побрился, позавтракал, положил в дорожный рюкзак бритву, зубную щетку, смену белья, энциклопедию маяков мира и документы – диплом и два паспорта, российский и заграничный. Он здраво рассудил, что ни к чему нагружать себя вещами, если собираешься жить и работать на почти необитаемом острове, расположенном на краю света. Униформа обычно прилагается к контракту. А все остальное он сможет купить на острове Льюис, когда, как заверила его Катриона, у него будет время на созерцание местных достопримечательностей. Но осматривать каменные глыбы он не собирался. Намного интереснее было пообщаться с местными жителями, расспросить их о маяке Эйлин Мор и обо всем, что с ним связано. И удобнее всего это сделать в каком-либо магазинчике, расплачиваясь за покупки. Таким образом, он мог приобрести сразу две вещи по цене одной – галантерейный товар и информацию. Причем вторую, которая была бесценна, практически даром.

Борис надел основательно потертые джинсы, клетчатую рубашку, закинул рюкзак за спину и вышел из квартиры, даже не потрудившись написать записку ее хозяину. Он был слишком возбужден мечтами о будущем, чтобы задумываться о прошлом. Ключ он оставил под ковриком у порога.

День, в который начиналась его новая жизнь, обещал быть на диво хорошим. Утренний, но уже теплый ветерок ласкал кроны деревьев, те нежно шелестели листвой, вздрагивая в сладкой истоме под его робкими прикосновениями. И даже шустрые, встрепанные и чумазые городские воробьи чирикали не вразнобой, как обычно, а в лад, словно хором выводили какую-то мелодию. Они казались чуть сонными и уставшими, будто не спали в эту ночь, а предавались до утра веселью и любви.

– Эй, птахи, – окликнул их Борис. – Или вам тоже в ночь на Ивана Купала дозволено все?

Он вдруг все вспомнил. Мальчишкой, когда еще были живы его отец и мать, он проводил летние каникулы в деревне, у бабушки. И та рассказывала, что в ночь с 6 на 7 июля нельзя спать, потому что во сне, беспомощный, ты можешь стать жертвой нечистой силы. В эту самую короткую ночь в году нечисть получает законное право творить все, что ей вздумается, не страшась возмездия. Ведьмам дозволено танцевать на Лысой горе и приносить своему хозяину сатане человеческие жертвы, лешим – заводить путников в лес и там губить их, водяным – топить людей, колдунам – портить хлеба и молоко у коров.

Но и людям в эту ночь доступно многое из того, что было запретным ранее. Девушка может узнать свое будущее, пустив сплетенный из цветов венок по воде. А юноша без боязни быть утопленным может предаться плотской любви с русалкой, принявшей человеческий облик. И любой человек способен в одночасье стать богатым, отыскав в лесу цветущий папоротник, под которым скрывается несметный клад.

В древние времена, говорила ему бабушка Алевтина, старенькая, седенькая и беззубая, сама чем-то похожая на ведьму из сказки, но только очень добрую, день рождения Ивана Купалы отмечали многие народы. Только по-разному называли этот мистический, загадочный, разгульный и веселый праздник: в Литве – Ладо, в Латвии – Лиго, в Польше – Соботки, в Беларуси и на Украине – Купало или Купайло. Кто-то утверждал, что начало ему положил языческий Даждьбог, другие называли Иоанна Крестителя, а самые отпетые указывали на Ярилу, который издревле служил символом плодородия и мужской сексуальной мощи. Но на этом бабушкины рассуждения обычно прерывались, и Борис так никогда и не узнал, что она сама думала об этом, и кому из этих богов и святых в дни своей молодости платила щедрую дань в бессонную и бесстыжую ночь, случавшуюся раз в году…

Это было так давно! С тех пор, как бабушка умерла, Борис ни разу не слышал про Ивана Купалу и забыл обо всех повериях, которые были с ним связаны. Мир словно потерял какие-то краски, поблек. Однако он этого даже не заметил.

Борис собирался пройти пару кварталов до автобусной остановки, дождаться первого автобуса и доехать до автовокзала. Оттуда каждые полчаса уходили рейсовые автобусы до аэропорта. Так было надежнее, чем в пять часов утра разговаривать с заспанным диспетчером и потом дожидаться заказанного такси, гадая, приедет оно или нет. Таксисты Владивостока никогда не отличались пунктуальностью, впрочем, как и все остальные жители этого суматошного города.

Однако не успел Борис сделать несколько шагов по направлению к автобусной остановке, как его догнал автомобиль, неизвестно откуда взявшийся на пустынной за мгновение до этого улице. Хромированная отделка, длинный узкий капот с венчающей его статуэткой Spirit of Ecstasy, несколько круглых и разных по размеру фар, которыми он надменно таращился на Бориса… Несомненно, это был ролс ройс, шикарный и чопорный, как истинный англичанин, которого непонятно каким ветром занесло в чуждый ему мир одного из спальных микрорайонов Владивостока с его узкими крутыми улочками и отвратительными дорогами. На вид автомобиль был такой древний, словно минувшую ночь, как и все предыдущие сто лет, он провел не в гараже, а в городском музее автомотостарины.

Дверца ролс ройса распахнулась, как будто ее отворил невидимый швейцар, и лишенный интонаций голос окликнул Бориса из темной глубины салона.

– Прошу вас, господин Смирнов.

И Борис вошел в салон автомобиля, как Иона в чрево кита, словно повинуясь какой-то неведомой силе, принудившей его к этому. Опустился в мягкое, как желе, кресло. Пригласивший его мужчина был в роскошном, под стать автомобилю, смокинге и низко надвинутой на глаза шляпе с широкой тульей, смахивающей на ковбойскую. В сочетании со смокингом шляпа выглядела чужеродно и смешно, и оправдать ее можно было либо плохим вкусом, либо желанием незнакомца скрыть свое лицо, на которое тулья отбрасывала густую тень. Если бы на это принимали ставки, Борис поставил бы на второе.

– Я вижу, прекрасная Катриона все-таки убедила вас, – произнес тот.

Борису показалось, что если бы голос незнакомца мог выражать эмоции, в нем прозвучало бы осуждение. Поэтому он не совсем вежливо спросил:

– А вы кто такой, собственно говоря?

– И почему люди так любят на все вешать ярлыки? – поморщился его собеседник. – Имя всего лишь этикетка, на которой можно написать что угодно. А потом сменить и повесить новую. В зависимости от целей и обстоятельств. Разве не так, господин Смирнов?