Но радость Бориса оказалась преждевременной. Неожиданно непроглядная тьма перед ним расступилась, как будто черный занавес вспороли острым ножом, и он увидел двухмачтовое парусное судно. Его паруса выгнулись дугой от ветра. Они сближались слишком стремительно, чтобы иметь малейшую возможность разминуться. Кроме того, на палубе судна не было видно ни одного человека, даже на капитанском мостике. Штурвал, оставленный без присмотра, крутился сам по себе, заставляя судно рыскать носом, словно оно, принюхиваясь, шло по следу. Борис не успел даже закричать, как судно подмяло его крошечную лодку под себя. Раздался треск деревянных бортов, во все стороны полетели обломки лодки. А человека, как из катапульты, выбросило далеко в море. Это спасло ему жизнь. Он не попал под киль судна, его не покалечило, и он не пошел на дно, откуда уже не смог бы выплыть.

Судно, не замедлив хода, прошло мимо и снова скрылось во тьме, как будто его никогда и не было. Могло показаться, что все это только привиделось Борису. Но смертельная опасность, которая теперь ему грозила, была не призрачной, вычитанной из сказок о Синдбаде-мореходе, а реальной и неотвратимой.

Течение подхватило человека и понесло к скалам, волны захлестывали его с головой. Однако он упрямо продолжал бороться за свою жизнь, не желая признавать, что обречен. Но еще несколько взмахов руками – и намокшая одежда потянула его под воду… Сопротивляться уже не было сил… Он вздохнул, но вместо воздуха в легкие полилась морская вода…

И в это последнее перед смертью мгновение чья-то рука безжалостно схватила Бориса за волосы, вытягивая на поверхность моря и давая возможность дышать. Над ним навис борт резиновой моторной лодки, низко сидящей в воде. Кто-то, невидимый в темноте, подхватил его под руку, помогая взобраться в лодку. Борис перевалился через борт и свалился на дно, между скамеек. Но он уже успел наглотаться воды, и теперь жидкость хлюпала в его легких при каждой попытке сделать вздох. Неизвестный спаситель с силой надавил ему на грудь, еще раз и еще, а затем прижал свой рот к его рту, резко выдохнув. Ощущение было приятным, несмотря на резкую боль от сломанного ребра. Губы, которые пытались вдохнуть в него жизнь, оказались мягкими и теплыми, они дарили покой и блаженство. Они напомнили ему недавний сон, в котором он умер и ощутил блаженство. И Борис, прежде чем кануть во мрак, ответил на поцелуй…

Желтое такси долго петляло по узким коротким улочкам, густо заросшим зелеными насаждениями, через которые виднелись красными пятнами черепичные крыши небольших частных домиков. Это походило на поездку по лабиринту, в котором не было спасительной нити Ариадны. И тот, кто не знал маршрута, мог бы легко здесь заблудиться. Наконец автомобиль остановился напротив одного из домиков. От дороги его отделяла не привычная оградка, а живая изгородь из высоких густых колючих кустов, которые выставляли, как разозленные ежи, тысячи шипов. Для прохода в изгороди было оставлено узкое пространство длиной в три-четыре шага, но разглядеть его можно было, только подойдя почти вплотную. Кусты облепили птицы, громко и радостно прославлявшие солнечный день, жизнь и Творца. Когда подъехал автомобиль, они умолки. Однако, увидев Катриону, снова начали чирикать, тренькать и клекотать. Но когда следом из салона появился Грир, опять замолчали, дружно вспорхнули и шумной встревоженной стайкой куда-то улетели.

Грир со злостью ударил носком лакированного узконосого ботинка колесо автомобиля.

– Поистине, это прокрустово ложе! – пробурчал он. – И как только люди могут передвигаться на этом ужасном приспособлении для пыток? Телепортация в сравнении с ней просто прогулка на морской яхте в полный штиль.

– Хороши бы мы были, явись на глазах у соседей из ниоткуда, – улыбнулась Катриона. – В средние века за такой фокус нас запросто сожгли бы на костре.

– Попробовали бы они, – буркнул Грир, бросив угрожающий взгляд вокруг. – Ты меня недооцениваешь, Катриона.

– Возможно, – согласилась девушка. – Но я думала не о тебе, а о своей маме. Мы пришли и ушли, а ей здесь жить. И я не хочу, чтобы у нее возникли проблемы с соседями, и ей пришлось бы переезжать. Она не хочет больше скитаться по свету. Ей здесь нравится. С этим домом у нее связано много воспоминаний. Я и сама выросла в этом доме, Грир. Так что прошу тебя…

– О чем бы ты меня ни попросила, считай, что это уже выполнено, прекрасная Катриона, – с обворожительной улыбкой произнес Грир, пытаясь взять ее руку и поцеловать.

– Только об одном – никаких сверхестественных явлений, пока мы здесь, – договорила Катриона, мягко, но решительно отнимая свою руку. – Отпусти, ты мне мешаешь расплатиться!

Она вынула из сумочки крупную купюру, протянула ее водителю. Тот был обижен из-за грубой выходки Грира, поэтому даже не поблагодарил. Такси уехало, презрительно пофыркивая мотором. Катриона и Грир прошли через прореху в зеленой изгороди во двор дома. Здесь никого не было. Беседка была пуста и выглядела заброшенной. Поскрипывали качели, качаемые ветром. Флюгер-петух на крыше вертел головой, наблюдая за тем, что происходит в соседских дворах. В воздухе пахло раздавленной ягодой и пылью. Катриона задумчиво улыбнулась. Ничего не изменилось с тех пор, когда она была ребенком и гуляла в этом дворике, всегда одна. Мама не выходила из дома, пока не наступала полночь, и в небе не появлялась луна. В любое другое время она предпочитала полусумрак комнат, окна которых были завешены плотными, не пропускающими солнечый свет, портьерами. Это была одна из странностей ее мамы, которые Катриона принимала так же безропотно, как природные явления – сверкание молнии, раскаты грома, дождь или снегопад, не задумываясь, чем они вызваны.

– Грир, мне надо предупредить маму, что у нас гость, – сказала Катриона. – Ты можете пока присесть вот на эту скамейку. Только смахни с нее пыль.

– О, аудиенция! У меня такое чувство, что меня собираются представить королеве, – произнес Грир. – Но мне это даже нравится.

– Вот и хорошо, – сказала Катриона и прошла в дом.

Внутри было пустынно и прохладно. Очень мало мебели и много сумрака. Где-то в глубине дома тихо звучала грустная музыка. Мама могла играть на арфе часами, думая о чем-то своем, неизвестном Катрионе. Девушка бесшумно прошла по анфиладе комнат. Снаружи дом казался крошечным, а внутри был просторным и гулким, как пещера Фингала, вымытая в скале морской водой на острове Стаффа. Воссозданная мамой иллюзия «пещеры мелодий» была точной, до мельчайших деталей, копией оригинала, включая вертикальные шестигранные базальтовые колонны и уникальную акустику. Диссонанс в зрительное восприятие вносили только два мужских портрета, висевшие на противоположных друг другу стенах. Но даже при этом изображенные на них мужчины умудрялись смотреть в разные стороны. А, ожет быть, это только казалось.