– Я Арлайн, – кивнула эльфийка. – А ты говоришь о Катрионе? Она много рассказывала хорошего о тебе.

Лахлан нахмурился.

– Ей не следовало этого делать, – сказал он. – Мы с ней мало знакомы. Поддерживаем только официальные отношения. Не знаю, что она могла тебе рассказать обо мне.

– Вот как? – улыбнулась Арлайн. – Именно поэтому ты и приехал? Чтобы я могла лучше узнать тебя?

Лахлану не нравился этот разговор. Он был слишком дружеским. И он мешал ему напрямую перейти к цели его визита.

– Тебе это ни к чему, – почти грубо ответил он. – Мы никогда не станем друзьями.

– Почему же? – спросила Арлайн. Но в ее глазах голубая дымка сменилась темно-фиолетовой.

– Потому что…

Лахлан не договорил. Но лицо его было слишком выразительным, чтобы не понять окончание его фразы.

– Тогда что же тебе от меня надо, премьер-министр? – мягко произнесла Арлайн. – Не забывай, это ты в моем доме, а не я в твоем кабинете.

– Это справедливо, – согласился он. – Но я никогда не вошел бы в этот дом, если бы меня не тревожила судьба Катрионы. Я думаю, что и тебя тоже должно волновать ее будущее.

– Да, несмотря на то, что я погубила свою жизнь, будущее моей дочери волнует меня, – ответила Арлайн. – Ты это хотел услышать?

– Да, – кивнул он. – И лучше мы будет говорить без обиняков. Называть вещи своими именами. Это намного все упростит. И сэкономит мое время.

– Прошу тебя, премьер-министр, – с неуловимой иронией сказала Арлайн. – Говори, как есть.

– Арлайн, ты опозорила свой народ…, – начал Лахлан.

Но Арлайн гневно перебила его.

– Пусть даже так, – сказала она. – Но какое это имеет отношение к моей дочери? Это была моя жизнь. Она живет своей.

– Ты ошибаешься, – Лахлан почувствовал, как в нем начинает расти раздражение. – Ты рассуждаешь, как истинная отщепенка, лишенная корней. Ты презрела свой народ, семью. Но мы ничто без своего народа, без своих близких. Наши корни переплетены, они питаются соками друг друга. Отруби их – и мы зачахнем…

– Не продолжай, премьер-министр, – жестом остановила его красноречие Арлайн. – Пусть я отщепенка, и мой народ отверг меня. Но я… Я не отвергла свой народ. Моя вина только в том, что я полюбила человека. Сожалею ли я об этом, испытываю ли раскаяние – это не твое дело. Сделанного не воротишь. Жизнь не обратишь вспять. И я готова заплатить сполна все, что с меня причитается. Но при чем здесь моя дочь? Она невинна. Она истинная эльфийка – и по рождению, и по духу. За что карать ее? Неужели эльфы стали как люди, и грехи отцов и матерей падают на головы их потомков до четвертого колена? О, Великая Эльфийка! Смилостивься над своим народом!

– Не кощунствуй, Арлайн, – сурово потребовал Лахлан. – И запомни одну простую истину: пока ты жива, Катрионе придется нести с тобой твой тяжкий крест.

– Пока я жива, – прошептала эльфийка, побледнев. – Так вот ты зачем здесь!

– Не говори чепухи, – отрезал Лахлан. – Это ты сказала.

– Да, – покорно согласилась Арлайн.

Они замолчали. С отсыревшего потолка пещеры изредка срывалась тяжелая капля воды и с шумом падала на камни. Лахлан заторопился.

– Подумай над моими словами, – сказал он. – Мне кажется, ты хорошая мать, несмотря на то, что ты…

Он не договорил, попрощался легким наклоном головы и быстро вышел.

Арлайн незрячими глазами смотрела ему вслед. В них фиолетовый туман сменила непроницаемая тьма. Золотые волосы эльфийки потускнели, приняв цвет опавших осенних листьев.

За окнами заурчал мотор автомобиля. Потом все стихло, даже пение вспугнутых птиц. Только слабое эхо падающих капель раздавалось под сумрачными сводами пещеры, которая была домом Арлайн.

Арлайн ждала. Но Катриона не возвращалась, как обещала. Когда миновала полночь, Арлайн поняла, что дочь уже не придет. Она потеряла и ее, как раньше свою семью, свой народ, свою родину. Дочь она любила больше, чем кого-либо из мужчин, бывших в ее жизни. Однако из-за любви к человеку, который промелькнул в ее судьбе, как метеор по ночному небу, не оставив следа и уже почти даже памяти по себе, потеряла и ее. Круг замкнулся. Предопределение свершилось. Приговор был вынесен и обжалованию не подлежал. Оставалось только привести его в исполнение.

Арлайн не могла умереть от горя. Вероятно, эльфам это не дано, думала Арлайн, иначе она давно бы уже перешла в мир теней. Но она не хотела умереть от яда, пули, ножа, веревки, под колесами автомобиля – все эти средства, к которым прибегают люди, чтобы покончить жизнь самоубийством, ей казались отвратительными и постыдными. Жизнь эльфов, как и всех духов природы, долгая, во много раз превышает человеческую. Они тоже умирают, но медленно, исподволь, как бы растворяясь в воздухе. Очень старые духи становятся прозрачными, как слеза младенца. Зачастую их даже не приходится хоронить в земле или сжигать на костре…