Лучше бы не смотрела — в памяти всплыла вчерашняя сцена, и щёки предательски начали гореть.

— Зоя Ивановна, Вы посвятите Олесю Владимировну в её новый статус, или я? — доброжелательно подчеркнул, что хозяйка здесь Зоя.

— Руслан Игоревич, у меня встреча в министерстве, поэтому, если Вы не возражаете, то я бы вас оставила, чтобы вы всё сами обсудили. Новый контракт на столе. Кажется, с Вашей стороны замечаний нет.

— Да, думаю, что мы пришли к взаимовыгодному согласию. Я спонсорские деньги переведу, как договаривались, до конца недели.

Зоя расцвела. Ещё бы такую сделку провернула, потом слегка нахмурилась, что-то прикидывая.

— Олеся Владимировна, к нашему утреннему разговору мы вернёмся, но есть существенные изменения, надеюсь, Вы меня не подведёте? — в упор посмотрела, предупреждая, что никаких нарушений её планов не потерпит, а если Олеся помешает, то камня на камне от неё не оставит, раздавит.

Что они затеяли?

Оставаться наедине с Крутицким-младшим не хотелось, в душу закрался холодок, но вряд ли он вернётся к вчерашнему. Вновь перед глазами картинка: удав, гипнотизирующий мышь. Мысленно встряхнулась — две недели, только две недели.

— Итак, Олеся Владимировна, — уверенно начал «удав», едва за Зоей закрылась дверь, — неужели Вам не интересно, какие перемены Вас ожидают? Или хотели отсидеться и продолжить устраивать свою жизнь? Или же Вы планировали тихо исчезнуть?

Олеся вздрогнула, ещё одна надежда рассыпалась в прах.

— Я почему-то думаю, что Вы склонялись именно к первому варианту. Не хотите меня разубедить? Нет? Ну что же, Ваше молчание тоже говорит о многом, — чуть наклонив голову к плечу, Крутицкий медленно оглядывал застывшую перед ним девушку. Взгляд скользил от кончиков её туфель до лица. Такой противный, тягучий, раздевающий, оценивающий взгляд.

Мурашки побежали по коже, и захотелось побыстрее нырнуть под душ.

Приценивается? Пой, соловушка, пой, помогать, вступая в разговор, никто не намерен.

Крутицкий молчал, продолжая разглядывать девушку.

Должна же она смутиться. Или такая прожжённая стерва, что ничем не проймёшь? Вчера показалось, что ошибся, настолько естественно она себя повела в ответ на оскорбления и обвинения. Принцесса и мышь, как это в ней уживается, ведь ни одежда, ни макияж её суть. Малышка должна занервничать и выдать себя. Ну, маленькая, взорвись от негодования! Молчит, хотя чувствуется, что разглядывание её коробит. Подпалим фитиль!

— У тебя хорошая фигурка, даже классная, я бы сказал, — с ухмылкой произнёс и снова замолчал.

Бесцеремонное разглядывание, нагловатые высказывания напрягали, но самое странное, они как-то будоражили Олесю. Она чувствовала, что с ней происходит что-то странное, чего она не понимала и не знала, как контролировать.

— Вчера удивила, что бельё на тебе никак не соответствует мышке-норушке, или это пожелания моего отца. Его выбор?

Откуда он это знает, что бельё… Олеся всегда отдавала предпочтение хорошему нижнему белью. Сверху может быть старенький свитер и потёртые джинсы, но под ними шёлк, который приятен на коже, холодит и радует своим изяществом. О-о-о, отражение, её отражение, когда она спешно сдирала с себя платье и переодевалась. Надо же быть такой дурой, чтобы забыть о большом зеркале!

— Неужели же не его? Неожиданно, такой приятный бонус. Предпочитаю женщин с хорошим вкусом, знающих себе цену… Кстати, о твоей цене, сколько?

Ответить. Резко. Наотмашь. Нет, он этого и ждёт. Проглоти и молчи.

— Прикидываешь, сколько можно с меня поиметь? Разумно, но не очень. Больше, чем с моего отца, но и правила другие. Что скажешь?

Пошёл к чёрту, засранец! Олеся и не такое бы сказала, но…

— Молчаливая женщина — это подарок судьбы. Я не намерен от него отказываться. Ладно, ты пока переваривай, прикидывай, а я перейду к делу. Время — деньги, да и Зоя вряд ли надолго уехала. Мне нужна помощница с твоим образованием для проекта, над которым я сейчас работаю. Ты меня устраиваешь. Более того, твой вчерашний выход в свет, — мужчина поморщился, будто раздавил во рту конфету с кислой начинкой, — натолкнул меня на мысль, что ты подойдёшь и на роль моей спутницы на различных встречах, благотворительных вечерах. Отказ можешь проглотить, потому что твоего согласия и не требуется. Объяснить почему? — сделав паузу, Крутицкий, пожал плечами, мол, не спрашиваешь, тем лучше, — Будешь всё время на виду, не сможешь окрутить моего отца. Не надейся слинять втихаря, не выйдет, из-под земли достану и туда же закопаю, — угрожающе произнёс, хотя голоса не повысил.

Этот может! Запросто. Труп даже искать не станут. Смахнёт, как пылинку и не заметит.

Неожиданно Крутицкий встал и приблизился к Олесе. Она ощутила реальность исходящей от него угрозы, и дрожь прошла по телу, внутри, как раковая опухоль, разрастался неведомый страх.

— Я не шучу, детка, — не касаясь, лишь чуть наклонившись, прошептал на ухо замершей и внутренне съёжившейся девушке, — Я никогда не шучу, если что-то обещаю.

Выпрямился, наблюдая за произведённым эффектом.

— Договор на столе, точнее твоё заявление об уходе, что написала сегодня, заявление о приёме на работу ко мне и трудовой контракт. Ты поставишь сейчас на документах свою подпись или тебе в этом помочь, — поинтересовался, снова нависая над Олесей.

Олеся шагнула к столу, стремясь отодвинуться от Крутицкого. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Придётся подписывать себе смертный приговор. Наклонилась над столом, взяла ручку и поставила размашистую подпись.

Крутицкий резко взял бумаги, будто побоялся, что девушка их порвёт, испортит.