– Если пленка у нее, Анжела не отдаст её мне. Русские - сумасшедшие патриоты. Уж лучше она продаст информацию государству.

– Ха! Об этом писал твой отец двадцать лет назад? Все переменилось, мальчик. На бывших территориях СССР господствует мафия, а граждане утратили светлые идеалы. Они не станут связываться с государственными органами, потому что не доверяют им. Лучше синица в руке, чем журавль в небе главная заповедь простого человека. Разве живущая в нищете Градова не лучшее тому подтверждение? Русские не любят риска и патриотических назиданий. Главный их кумир теперь - доллар. Баксами ты и расплатишься с женщиной за совершенно ненужную ей пленку.

Сид недоверчиво взглянул на собеседника. Глаза старика горели юным огнем, он был похож на дирижера большого симфонического оркестра, вышедшего к публике.

– Не смотри на меня так, мальчик. Гудвин частенько ошибался сам, но не втягивал других в тухлые делишки. Тебе ведь не помешает прогуляться к морю?

– Ты утверждал, что взял сорочку напрокат. Поездка в Россию стоит несколько дороже, чем клевый смокинг.

– Не надо считать мои деньги. Сорочка и клад - разные вещи.

Арчи нарочито сладко зевнул: - Ада баиньки. Лучшие мысли приходят во сне.

*Глава 6

Пасха в этом году пришлась на май. Вокруг церкви Петра и Павла, что на Зеленом холме, бурно цвели акации, а на газонах вокруг алели тюльпаны. В воздухе разливались райские ароматы, а звон колоколов слышался даже на набережной. Церквушку, выстроенную в начале века купцом-миллионщиком в благодарность за исцеление от чахотки любимой супруги, после революции изрядно порушили, позже уцелевший центральный неф превратили в сушильню, где местный кооператив заготавливал чернослив и вяленые груши.

Лишь с приходом новой демократической власти в городе был восстановлен приход, а храм отремонтирован. Приезжали строители-добровольцы из Симферополя и Киева, а свои помогали и руками, и деньгами. И поднялись над старыми акациями лазоревые купола в золоченых звездах и зазвонили колокола, разнося над теплой весенней землей благую весть - Христос воскресе!

Анна пела в церковном хоре уже пять лет, но лишь во время пасхальной службы её охватывал ни с чем не сравнимый трепет. Она слышала свой голос, словно со стороны, усиленный мощным динамиком, но не ломящийся в душу, а пронизывающий её радостным солнечным лучом. И видела, чувствовала, как происходит нечто подобное и с другими - теми, кто пел рядом, кто стоял внизу со свечками в руках. Суровый сорокадневный пост она переносила нелегко - на последней неделе ноги подкашивались и в голове стоял звон, а когда двигалась, то, вроде, не касались земли - вроде чуть-чуть летела. И казалось порой - стоит попросить Господа принять её, оттолкнуться кончиками пальцев - и воспаришь в бесконечную синиюю благодать...

Анжелику Градову, называвшую себя после крещения Анной, считали женщиной доброй, несчастной и малость тронутой. Выстояв службу, в прохладе брезжущего рассвета, она пошла домой, оборачиваясь на церковь и осеняя себя крестным знамением. Выстояла, отпела! Бог силы дал. И ведь как звонко, как чисто звучал голос - из самой души... Идти вниз было легко и радостно, радость несла её на крыльях, будто река и мысли являлись светлые, праздничные.

У подъезда Анна похристосовалась со старухами - такими же, как она, сорокапятилетняя, сухонькими, подвязанными платками. Они, может, и помнили, как гоняла по городу на мотороллере рыжеволосая оторва, выступавшая в ресторанах со своей гремучей бандой. Но та была совсем другой, никакого отношения к Анне не имевшей.

Теперь они жили вдвоем с матерью. Марию Андреевну Градову, женщину бодрую, плотную, полную сил, преследовали несчастья. Вначале восемнадцатилетняя Анжелика от рук отбилась, но оставалась надежда: выправится девка, повзрослеет, возмется за ум, да еще, может, и впрямь эстрадной знаменитостью станет.

Когда Марии Андреевне стукнуло тридцать шесть, она обнаружила, что беременна. Столько лет ждали-ждали со Степаном сына и вот на тебе! Умные люди советовали сделать аборт, но она решила выносить. Организм крепкий, силой природа не обидела - сестра-хозяйка санатория "Шахтер", вскоре ставшая завхозом, не гнушалась сама по этажам с пылесосом пройтись, окна помыть, когда кто-нибудь из уборщиц на бюллетене сидел, все в образцовом порядке держала, а потом дома - вторую смену до полуночи отрабатывала. Могла бы выносить ребеночка, могла... Если б не Степкины пьянки. Запивал он не часто, но круто. Не утерпел, не дождался рождения наследника - ушел в загул, как говорил, на радостях. Привезли домой с вытрезвителя хорошие люди, знавшие Степана: "Ему бы к врачу надо". Передние зубы выбиты и рука на привязи - пьяная драка.

Марья Андреевна потеряла ребенка. Степан ещё хуже запил. Умерла бабуля. После происшествия в "Спутнике" Анжелка как с цепи сорвалась. Вначале из дому сбежала, а Сашка Самгин за ней по всем курортам мотался. Нашел в Сухуми, стали они вместе с каком-то ансамбле работать и даже денег поднакопили. Вернулись через год и - в ЗАГС. Хорошая была свадьба! Фотографии цветные в рамочках сохранились, да ещё полный альбом. Красивая пара, хоть на открытках печатай и за деньги продавай - Анжелка в кружевной шляпе с широченными полями - ну. настоящая "маркиза ангелов". А Сашка - в белом костюме с пышными, до плеч падающими волосами - граф графом.

Столы поставили во дворе под вишнями и гуляли три дня - соседи с родней и компания молодежи со своими магнитофонами и плясками. Те потом на пляж переместились догуливать.

Вместо свадебного путешествия отправились молодые на гастроли по Краснодарскому краю в составе все той же, собранной заново, "Радуги". Деньги на кооперативную квартиру хотели заработать. Да и впрямь - что за жизнь в двух комнатах? А когда детишки пойдут?

Марья Андреевна ходила гордая - наконец и у неё жизнь наладилась. Но не тут-то было. Степа умер в одночасье. Вроде от разрыва сердца. Его нашли в гараже, в яме под машиной, которую он ремонтировал, с гаечным ключом в уже окостеневшей руке. Анжелка тяжело пережила смерть отца. Ей бы выплакаться, сердцем помягчеть и зажить одной семьей с одинокой матерью. Она же озлобилась, замкнулась, так ненавистью ко всем и кипела, разве что не кусалась.