– Вы понимаете, как я говорю? Я могу читать, но редко говорю по-английски... У нас в санатории. Я имею там работу с книгами, недавно были американцы...
– Хозяйка скипятила чайник.

– Понимаю, понимаю, не беспокойтесь... Спасибо за пирог, очень вкусно.

– Это ку-лич. Сегодня Пасха.

– Знаю, я был в церкви. Очень красивый праздник. Поэтому пришел так рано. Рано для визита.

– Господи! А я вас не видела. Наш хор стоит высоко, но я всегда гляжу на людей. Такие хорошие лица.
– Она протянула зажатое в кулаке яйцо и показала глазами, - бейте!.

Сид выбрал красное и ударил. В яйце хозяйки образовалась вмятина.

– Вы победили. Вам повезет. Обязательно повезет. У вас есть жена?

– Нет... Я пока учусь...

– Хорошо... Очень хорошо...
– Женщина не знала, о чем беседовать с гостем.

– Так вы пели в церкви? Я стоял на улице, в толпе. В церкви было много народа.

– Иностранцев пускают. Это гости. В России любят гостей.

– И любят петь. "Иисус Христос - супер-звезда" - ведь это вы пели Магдалину? Никак не думал, что услышу здесь...

– Это я для мамы. Очень красивая музыка... Когда-то давно... Арчи говорил, что я была певицей?

– Да! Именно это он запомнил лучше всего. Ведь я тоже пробовал заниматься музыкой. Хотел стать звездой. Ничего не вышло.

– У меня тоже!
– улыбнулась она, и Сид подумал, что Арчи не врал Анжелика была когда-то очень хорошенькой.

– О многом мечтала, но ничего не вышло, - она смущенно пожала плечами.
– А знаете, почему? Оказывается, я не о том мечтала.

– Вы могли бы стать певицей.
– Сид ел яйцо с куличом, потом попробовал творожную пасху, сдобренную орехами и изюмом.
– Вкусно.

– Это хорошо. Очень хорошо! Все священое, благословенное. Это неважно, что ты католик.

– Я не католик. Мои родители...
– Он запнулся.
– В общем, у нас в семье коммунисты. А следовательно - атеизм.

– Нехорошо это...
– качнула головой Анжела.
– Ничего, всему время придет... Ай, не умею я по-английски на такие сложные темы говорить... В общем, у меня все хорошо. твоего отца я помню и то лето помню...

– Я уж после родился... Но отец часто рассказывал.
– Сид вздохнул, решив перейти к главной теме.
– А вы помните мистера Паламар...

– Паламарчука? Роберта Паламарчука?
– Анжела нахмурилась.
– Его убили. Он ведь начальником был. Имел врагов... Не тех, кто против коммунистов, а других... Ну, вроде...

– Он погиб после ужина в ресторане, где был Арчи.

– Да...

– Дело в том, что Гудвин тогда прибыл в ваш город, чтобы заключить с Паламар... в общем, с вашим шефом одну сделку. Тогда у вас были другие порядки и надо было все делать секретно. Понятно? О'кей... Они договорились совершить обмен в ресторане - отец принес деньги, а ваш шеф - маленький пакет.

– Черненький пластиковый, вроде как... похоже на фишку для шашек!

– Да. Там находилась пленка. На плене документы. Что-то о войне, фашистах. Я не знаю. Отец работал журналистом... Ему были нужны материалы.
– Сид врал, опустив голову. Ему частенько приходилось сочинять байки. Но в этой бедной комнате, у стола с яркими яичками, ему вдруг стало стыдно. И в зеленые глаза женщины, нахмурившиеся, тоже смотреть не хотелось.

– Вот жалость-то! Жалко, очень жалко.
– Она покачала головой.
– Нет у меня документов! Верно: Роберт успел передать мне фишку, когда на нас напали бандиты, а я её за пазуху и сунула. Он мне сказал, что это очень важная вещь для него и для американца будет плохо, если бандиты отберут.

– И вы её потеряли?

– Нет... Нас было трое девушек: я, болгарка очень красивая и русская, Лара - дочка министра... Бандиты угнали мужчин куда-то, а нас повели в горы... Там селение было заброшенное, две или три избы, очевидно, они в них прятались... Заперли нас в пустом доме. Окна забиты, темно, страшно. Лара Решетова говорит: мой отец это так не оставит! Из Москвы сюда отряд милиции пришлет. А болгарка усмехнулась:

– Пока пришлет, нас уже здесь всех... в общем... ну, изнасилуют.

Я с ней мысленно была согласна. Только понимала - если они кого и не тронут - так болгарку. Она все же иностранка, международный конфликт. А нас, русских, не пожалеют. Плевать они хотели на московского начальника. Даже больше удовольствия - его дочь... Я тихонько говорю болгарке:

– Снежа, тебя они вряд ли тронут и у тебя прическа вон какая - целое гнездо. Спрячь, будь другом, вот эту штуковину. Передашь Роберту или американцу, в общем, кому-то из них...

– Вскоре меня увели... Больше я их не видела - ни Снежину, ни Лару... Свои прблемы были, своя жизнь.
– Женщина потупилась.
– Не все у меня гладко складывалось.